ЛЕОНИД

            ОТКРОВЕНИЯ ОТЧИМА

                                   Он  из ничего делал радость...
                                                                                                                   Цитата из нашей жизни
                                         
                                                                         

Я знаю одного человека, которому невероятно повезло. Если бы умел завидовать, ох и завидовал бы этому везуну! Не уму, не здоровью или богатству, а атмосфере, в которой он живет всю жизнь.
Но зависть моя была бы не обычная, а, как писали раньше в газетах, "с чувством глубокого удовлетворения". Потому что атмосферу эту я тоже создавал (он бы тут же добавил: "Сероводородом!").
                                                   - - -
В моей жизни несколько ролей, и одна из них — отчим. Отчимов много, кто-то из них читает нашу книгу. Здесь будут строки, которым захочется кивнуть, как добрым знакомым, но найдется повод и отвернуться. Что ж, пусть ругают, если раздражаю.
Зато, ругая меня, каждый еще раз о своей семье подумает, а кое-кто, может быть, и придумает.
                                                       - - -
Я не делал различий между своими детьми и сыном Светланы. С первых дней ( когда я стал отчимом, ему было четыре года) начались беседы. Вечерами вытаскивал Ивана из ванны, нес в кровать, там — залезай под одеяло! — сочиняли разные истории.
Разговаривать он мог бесконечно (может до сих пор). Тарабария — была такая страна, где он жил на дереве. С этого дерева он уже тогда, в четыре года, сбрасывал вкусные фразы.
Однажды прихожу с работы, он кричит:
— Леонид, я тебя сразу учуял, у меня чуй хороший!
Мог прийти на кухню, пояснить:
— Меня потянул запах яичка, вареного всмятку.
Вечером, намекая на блюдце брусники:
— У меня во рту электрическая соковыжималка.
А когда пора в кровать:
— Елки, самые зеленые! Ну уж, я вам не слуга, чтобы спать!
Он из ничего делал радость, всегда! Умение восхищающее.
                                                       - - -
Теперь, когда ему почти семнадцать, можно и спросить себя: откуда у него это умение? Ведь он поет целыми днями, даже когда молчит. Кстати, молчит он потому, что дома не дают говорить и петь сколько хочет — иначе бы не молчал вовсе! Это что — природа?
                                                       - - -
Да, но такова природа всех нормальных детей. Наверно, мы, родители, помогали природе. Мы не ставили целью выращивать особого ребенка, не хотели никаких экспериментов. Но с Иваном таки случился эксперимент — невольный. Он не воспитывался в кружках, студиях, секциях, командах, он сидел дома, и мы с ним разговаривали. Вот и всё. Хватает, оказалось, для радости.
В детский сад Светлана его не отдала. Она тогда говорила подружкам:
— Вы же так хотели ребенка — зачем отдаете?
                                                           - - -
Когда Ивану было пять с половиной лет, устроила в детский сад, но месяца через три забрала — стал болеть. Спросил его после первого дня: как там?
— Хорошо. Сидел и неизвестно о чем думал.
                                                               - - -
Потом, когда писали первую книгу "Я просто Ванька", появилась глава "Как я сидел в детском саду"; там он порассказывал такое, что мы ждали гнева воспитателей. Но когда книга вышла, воспитатели смеялись.
                                                           - - -
Если вы решились взрастить родной цветок, зачем чужой садовник?
Но у многих ли есть силы? А желание? А умение?
            - - -
Нужны детские сады, нужны! Но тогда давно пора признать: главная профессия — воспитатель детского сада.
Ребенок к семи годам уже готовая личность, в школе его лишь поправляют. В детских садах должна быть самая высокая зарплата, там должны работать лучшие люди нации, и не только женщины. По себе знаю: школа жизни — не армия, школа жизни — детский сад.
                                                           - - -
Но у Ивана вышла домашняя школа, Светланина. Сколько ж она ему перечитала! Сколько исторических историй нарассказывал я.
Когда шли втроем или вдвоем, ему полагалась порция моих историй — не меньше чем на полдороги. Истории включали любую тематику — от законов Кеплера до строения нервной системы кольчатого червя.
                                                          - - -
Раздражал ли он меня тогда? Да, когда я приводил Бориса, своего старшего. Иван старше на два года, и, когда Борис приходил, была буйная встреча.
Мы со Светланой выдерживали полчаса, потом прятались в кухне. Туда неслись звуки скачек по стенам и потолку, толкания ведра, борьбы с птеродактилем (птеродактилем работало чучело рябчика, недолго: оторвали голову. Иван прокомментировал: "Кишечное заболевание головы!").
                                                              - - -
Но то были тихие времена. Громкие начались, когда подрос младший. Вот была банда! Главное — постоянно блокируются. Все время получается два против одного. Причем никогда не объединялись Глеб и Борис против Ивана. Всегда он был с кем-то. А оставшийся бежал ко мне — с рёвом и с указательным пальцем назад.
                                                              - - -
Ну а потом началось самое интересное. Я ушел с работы, мы стали писать книжки и жить втроем — нос к носу. Деревня, двухкомнатный домик, муж и жена, чье любимое занятие — болтать друг с другом, и мальчик, чье любимое занятие — болтать.
Он мог прийти и сказать:
— Меня выгнали из магазина... Как почему? Я же не сын правительства.
                                                                  - - -
Мужики в нашей семье спят в одной комнате, на двухэтажной самодельной кровати, а разговаривать, как известно, лучше лежа. И придумывать выражения типа: "оскал его зада".
Вроде ничего особенного. Но вспоминаю, как одна знакомая возмущалась, когда в школах отменили субботние занятия и ввели пятидневку.
— О чем они думают? Мне стирать надо, а она тут со своими вопросами!
Это говорила работающая мама восьмилетней прелестной девочки.
                                                       - - -
А Иван четыре года — с пятого класса — не ходил в школу. Учился сам, мы помогали, каждую четверть писал контрольные. И почти все это время он провел в доме или во дворе. Не потому, что боялся выходить, а потому, что хотелось быть дома. Дом же у нас, как известно, маленький.
                                                              - - -
А-а, вот Светлана несет листочек с вопросами. Я попросил написать вопросы к этой главе.
— Почему, живя с этим сопящим, грязным, громким — ты его не возненавидел?
Вот уж о чем не думал! Что можно возненавидеть. Но отвечу.
                                                                  - - -
Однажды мой друг рассказал, как встречал Новый год. Жену отправил в гости, остался с десятилетним сыном. Предвкушал, как забьют куранты, как торжественно выпьет и закусит селедочкой под шубой.
Всё подготовил, сидит перед телевизором.
Пошел перезвон, налил. Перезвон кончился, поднял — в правой рюмку, в левой вилку.
Первый удар: бо-ом! И тут за окном ракета: ба-бах!
Сын — мухой на подоконник, голову в форточку, стоит на коленях.
Второй удар: бо-ом! Друг себя поздравляет.
Бо-ом! — выпивает и видит, что на вилку с селедкой, на заветную красную шубу упал мохнатый пучок с носка сына. Что там много налипло, на носках. И что носки нависают над остальной селедкой, над салатом оливье, над печеным муксуном и дефицитным лимоном. "Ух и сгрёб же я его с окна! Так бы и...".
Так вот, я бы тоже Ивана в таком случае смахнул, не делая поправок на родную или не совсем родную кровь. Я всегда считал его своим ребенком. Не взвешивал, имею ли право его наказывать. Пару раз даже тряхнул его за шкирку, чем он, кажется, был доволен, — узнал последнюю черту. Я всегда был искренен. Не таил злобы — сразу высказывал претензии.
                                                  - - -
Да, претензии он слышал часто, но претензий было мало. Почти все бытовые — не подмел, не убрал, не почистил, не выключил, не принес и не вынес.  Или не покормил кроликов. Или не убрал сок с кровати, а когда ночью повернулся, сок вылился на меня. С его второго этажа на меня много чего сыпалось из продуктов питания — это ли не повод к шуткам? Да и к небольшим ссорам, не так ли?
Ненависть вырастает из тайной злобы, а когда люди разговаривают, разъясняют свои желания — откуда же ненависть?
                                                         - - -
Как-то сдуру я сильно разозлился.
Ивану было десять лет, к тому времени я на свою беду научил его играть на гитаре. Он создал свою первую группу, называлась "Астра". В составе были Иван, Борис, Глеб и сосед Володя. Кроме гитары, ложек и барабана, Иван изготовил синтезатор. Синтезатор был доской, на которой он приладил восемь медных проводов разного диаметра.
— Смотрите, — гордо говорил он Борису и Глебу, — одни входят в левый канал усилителя, а четыре других — ко входу правого. И когда на них нажимаешь пальцами, усилитель самовозбуждается от биоэнергии человека и получается два разных тона!
Борису было восемь лет, Глебу шесть, они от таких терминов осанились и важно кивали.
Через месяц вышел первый магнитоальбом. Назывался "Один американец".
                                                    - - -
На этикетке написано: "Студия "Астра". Продюсерский центр композитора И. Ермакова. Руководитель И. Ермаков. Главный редактор И. Ермаков. Композитор И. Ермаков. Стихи И. Ермакова".
Включает Иван магнитофон, оттуда детский квартет:
Мне говорили папа, дедушка и прадед:
"Не занимайся сексом, Христа ради!".
Но я упорно сексом занимался
и по кустам с девчонками валялся.
Вместо припева ангельские голоски — как рота на плацу: "Секс!!! Секс!!!".
Ну, что было делать? Посмеялся, посоветовал не разучивать такие песни с детьми. Ишь, плэйбой парнокопытный!
И кассету велел подальше убрать. А он всё не убирал. И отовсюду она лезла — то на столе, то на кровати, на подоконнике, на полу. И однажды я так разозлился! — выбросил на помойку. В конце концов! Светлана очень меня осудила…
Сейчас, конечно, жалею, надо было просто спрятать. А так Ивану пришлось тайком искать кассету, от меня прятать. Через пару лет признался, показал мне, сейчас лента в архиве.
                                                       - - -
Нет, я не понимаю вопроса: как это можно — возненавидеть? Он же удовольствие приносит! Вот обычный разговор. Светлана:
— Леонид, извини, я нечаянно залезла в твою банку с медом.
Иван:
— Пальцем.
Я:
— Ноги.
Иван:
— Моей.
Или вечером, ложимся спать.
— Ноги мыл?
Иван:
— Нет, я в носках сплю.
Или поработал на строительстве сарая, получил от меня премию; следующим утром говорит себе в кровати:
— Пора, пора вставать, добросовестный Иван... Вставай, Иван, великий мозг! Ведь ты же такой умный, а главное — богатый... Почему я просыпаюсь так рано? От ужаса, что у меня так мало радиодеталей. И я не всё знаю. Например, что такое стабилитрон.
                                                   - - -
Второй  вопрос Светланы:
— Специально ли он выводит тебя из себя — и зачем?
                                                     - - -
Я вижу, что он меняется каждые полгода, причем сильно меняется. Сейчас он не провоцирует, а год-два назад делал это часто. Не думаю, что это шло от коварства, что был какой-то план.
Ему хотелось — чего? — свободы! Он бился за нее своими средствами. Сражался за каждый рубеж, за оставленную грязную тарелку на утреннем столе, за право юного гражданина погрызть яичницу после двенадцати ночи.
Если бы у нас была еще комнатенка, было бы проще, гораздо проще.
                                             - - -
Еще вопрос:
— Чувствуешь ли ты за него ответственность?
                                                  - - -
Да, всегда чувствовал, чувствую, но через год перестану чувствовать, и он это знает. Через год с небольшим ему будет восемнадцать, а с этого возраста человек отвечает за себя сам.
Вперед, в люди! И не буду казниться, если он или мои дети попадут в дурную компанию. Главное — вырастить их совестливыми людьми, а взрослая жизнь — это их забота. Я в семнадцать лет взял чемодан и заботился о себе сам.
Но за Ивана я спокоен, причем уже давно, с апреля 1993-го.
Тогда ему было почти четырнадцать, у нас шли авторские вечера в театре драмы.
                                                      - - -
Первый назывался "Какие девочки нравятся", был переаншлаг, девочки от двенадцати до шестнадцати лет. Стояли микрофоны в зале, а еще нам писали много вопросов; Иван ходил по залу, по балкону — собирал. Мы потом посчитали — больше пятисот записок, и не меньше трети — Ивану, "лично Ивану".
А мы-то и не думали, что ему будут вопросы, не готовились.
Но пришлось Ивану подниматься, и он со сцены достойно отвечал. Про наши отношения в семье, про то, как он относится к девочкам, про его будущую семью. В записках ему назначали свидания, писали комплименты — было от чего зазнаться. Но обошлось.
А следующий вечер назывался "Как перезлобовать злобный возраст", зал опять полный, но уже и девочки, и парни. Перед выходом на сцену говорю ему:
— Видишь, сколько ребят! Будет трудно, возможно, будут унижать. Но помни — ты помогаешь людям в зале. Главное - уважение к публике, в каждом слове и в каждом жесте.
Он справился. Хотя, действительно, ему иногда кричали, когда ходил за вопросами: "Эй, Ванька! Сюда!".
"Но иголки в зад не втыкали, а я ожидал!".
                                                          - - -
Мы ни разу не заметили в нем звёздности, упредили эту заразу шутками и открытым обсуждением всех наших дел. Иван всегда знал, кто — по фамилии, должности, глупости - мешает нам, кто помогает, кто выполняет обещания, а кто, как все — нет.
Мы были готовы перехватить возможное зазнайство, но он не дал повода. Когда появились его фотографии в газетах, когда его показали в программе "Взгляд", он иногда удивленно докладывал, что какой-то мальчик на остановке закричал:
— Смотри, бабушка, смотри! Это же Ванька!
Однажды на улице навстречу солдат:
— Ванька, а ты в армию пойдешь?
— Я, наверно, в институт.
— Эх! — махнул, дальше зашаркал кирзовыми.
Да, он не давал повода, но успокоился я только после театра.
Между прочим, он научился оценивать людей, — мы порой думаем, что ему не шестнадцать, а тридцать шесть лет.
                                                    - - -
Следующий вопрос Светланы:
— Что лично ты, Леонид, вложил в него?
                                                          - - -
Я не из тех, кто воспитывает полоской света из-под двери. У многих эта полоска становится пограничной полосой.
Мы росли вместе, часто толкаясь, как два столетника в одном горшке. Но он перестал болеть. Я таки показал ему, как можно жить не болея. Как жить без нытья. И еще он увидел, что главное для сбывшейся мужской жизни — женщина. Он об этом думал уже в восемь лет. В книге "Я просто Ванька" есть надиктованная им глава "Какая у меня будет жена".
                                                            - - -
— Его влияние на твоих детей?
                                                          - - -
Для них он о-о-о! Отцебрат! Начальник розыска спрятанных сладостей. Предводитель ловли бабочек. Паганини по игре на гитаре. Ну и заодно проводник наших идей сквозь мрак школы.
Когда Ивану стало лет двенадцать, я прямо говорил:
— В тебя столько вложили, ты уж, будь другом, поработай ретранслятором.
У него они всему научились: картам, топору, компьютеру, разведению кур и кроликов, ловле карасей и щук, нырянию голыми в сугроб, катанию на собачьей упряжке, говорению "спасибо" и еще много чему, например некурению.
Но самое ценное — они видят интеллигентного парня.
                                                              - - -
А вот и главный вопрос:
— Как ты относишься к тому, что Иван тебя считает виновником многих своих неудобств?
                                                            - - -
А я и есть виновник его неудобств. Удобно не подметать, не убирать со стула носки, громко слушать "Скорпионз", дни напролет играть песни "Квин" через огромный усилитель. Вся штука в том, чтобы не было затаенной злобы.
                                                             - - -
Пару лет назад болтаем с ним перед сном. И вспоминаю, когда был студентом, на лекциях мы писали друг другу стихи - ругательные, хвалительные. Теперь, когда встречаемся, вытаскиваем эти клочки и понимаем, что самое главное, самое радостное — в них.
И вот, вызываю Ивана на рифмоносный насест — высиживать хвалу и хулу (а также правду).
С той поры у нас приличный архив. Больше всего нравится мне его поэтическое яичко, снесенное 23 февраля 199З-го года.
У нас тогда случился крупный разговор. И мы договорились покидаться друг в друга стихами. Я писал с наслаждением, а он так просто заливался смехом свободного пиита. Его стих про меня назывался "Демон ада".
                                     Его призванье — делать зло.
                                    Он прирожденный эгоист.
                                   Из-за него мне не везло,
                                  Он портил всё! Вонючий глист!
Дальше было в том же духе.
Я вслух прочитал, с выражением. Поздравил с удачей. После чего мы занялись обычным делом — хохотом и болтовней. Самые радостные минуты.
                                                     - - -
Понятно, он мной недоволен. Но знает ли кто-нибудь парня шестнадцати лет, которому не мешает отец?
В этом возрасте главное между нами — не что, а как. Как выражается недовольство — с унижением или с уважением.
В будущем, я надеюсь, он напишет "Ангел рая". Ведь у него появится одноэтажная кровать, на которой можно будет всю ночь щелкать орешки. Да и сам он может оказаться отчимом.
                                                       - - -
А вот и последний  вопрос Светланы:
— Как ты отнесся к тому, что я тебе не дала его воспитывать?
                                                        - - -
Это она считает, что не дала. Потому что с самого начала ограничивала мои мужские идеи.
А я никак не отнесся. Жил, как любой нормальный отчим. Это значит — не думал, что Иван — не мой ребенок. Вкладывал, как в своего (и не только в рот).
Но вкладывая как в своего, относишься тоже как к своему. А это значит — требования, контроль, жесткость.
А он не хочет. А ты заставляешь. А он к маме. А ты тоже к ней (потому что решено: начальник у ребенка — один, Светлана). А где у нее силы?
И со временем начинаешь понимать: поменьше пылкости, побольше снисходительности. Закрывать глаза. Беречь силы.
Вот к чему пришли.
Наверное, с этого надо было и начинать, но разве можно начинать с этого?

                                             1996 год.

СВЕТЛАНА

                                         ПОЧЕМУ ИВАН — НЕ ДУРАК

   
            Счастливый ребенок вырастет у счастливой матери;
             даже если она вообще не была замужем.
                    Цитата из нашей жизни
                                                                         

Я оберегала его от школьных занятий. Кто мне докажет, что человеку необходимы именно школьные знания, одинаковые для всех, именно алгебра, приправленная геометрией? именно формула соляной кислоты? именно точная дата войны и победы чужого народа в чужое время?
Когда мне говорят, что запоминание тренирует память, задачки тренируют логику, а армия учит жизни, возражение у меня одно: а если бы время (школьное, армейское) потратить на другие науки, разве меньший был бы толк?
                                                               - - -
Всегда интуитивно избегала ненужных знаний. Училась, лишь бы сдать, и в школе, и в университете, на философском факультете Уральского университета (папе нравилось, что я на философском, у него — семь классов образования).
Я не знала ни про левое полушарие мозга, ни про правое, но чувствовала, что загромождать голову вредно: теряются, вытесняются не только высшие творческие способности, но и обычный здравый смысл (иначе врачи, которых шесть лет учат оздоровлению человека, не курили бы).
Не запоминаю ни телефонов, ни адресов, ни имен. Могу много раз ходить с мужем к кому-то в гости, но без него не найду ни дома, ни подъезда.
Не стесняюсь прервать человека, если он рассказывает то, что мне не интересно. Избегаю пустых разговоров.
Потом я прочитала, что от избытка информации более всего страдают творческие способности, образное мышление. Когда наш Леонид Жаров оставил научную работу, ему пришлось полгода работать руками, чтобы освободить голову для писания книг.
                                                       - - -
Иван не был ребенком, поражающим своим развитием. Он мог бесконечно слушать чтение и бесконечно болтать (может и сейчас).
Вскоре обнаружилось, что болтает он талантливо, производя новые слова, как большинство детей.
Куда потом девается этот детский талант? Ответ-то очевиден: захламляется стереотипными школьными фразами, формулами, датами, доказательствами теорем...
Уже общепризнанно, что после двенадцати лет дети умственно деградируют. Где их детские живые глаза к шестнадцати годам? Почти все они ленивые, сонные, инертные... наелись и назнались до макушки.
Я не желала своему ребенку такого. И считаю, что совершила материнский подвиг.
В детстве он каждый день жил во взрослых разговорах, был таскаем мною по гостям, по магазинам, по работам. Нагрузка детской голове была; лучшая из нагрузок — русская речь.
                                              - - -
Проучившись три года, Иван сел дома. В сельскую школу (в нашем поселке, при санатории, средней школы не было) ездил только в конце четверти, сдавать изученное по учебникам. Учил сам, я только проверяла. Немецкому языку учила бабушка  (английский учил сам).
                                              - - -
Вырвала я его из школьных объятий потому, что он охотно заболевал в начале каждой четверти и никогда — к каникулам. Верю: Иван так не любил школу, что даже научился управлять своим здоровьем.
Школа далеко, здоровье плохое, кашляет на уроках — вот я и выпросила его учиться дома. Тогда это было мое изобретение, но оказалось, что разрешено законом.
Уроки Иван учил два часа в день — и сдавал неплохо, где тройка, где пятерка. Редко звучали в нашем доме роковые слова: а уроки? а оценки?.. Школьные успехи были на десятом месте.
                                                                - - -
Школа — я считаю — отравляет детям детство, а родителям - всю радость от детей. Ни один ребенок не может с удовольствием изучать совершенно ненужные (ни сейчас, никогда) предметы. А значит, его приходится заставлять.
А значит, скандалить.
А значит, отдаляться от ребенка, терять контакт, делаться надсмотрщиком.
Осмелюсь заявить: школа разрушила не одну семью.
                                                         - - -
Это занимает весь день ребенка: уроки в школе, уроки дома, подготовка одежды и т.п. Иван имел возможность тратить большую часть времени на изучение того, что ему интересно.
И вот, пришел писать контрольные за полугодие (в тот год он сдавал в городской школе). Его окружили одноклассники-семиклассники. Спросили о чем-то, связанном с магнитофонами. Он объяснил. Спросили, как кроликов разводить, голубей — тоже квалифицированный ответ. Спросили, как делать антенну на телевизор — и это он знает. Раздался восклик:
— Он знает всё!
                                                   - - -
Я и не заметила, как сын научился паять, пилить, строгать, чинить электроприборы, телевизоры... Вдруг оказалось (как будто родился такой), что он всё умеет, даже косить. Потом вдруг оказалось, что знает многое о компьютерах (его похвалил учитель американской школы). Потом оказалось, что знает английский лучше, чем Леонид, вечный отличник (окончил МГУ с красным дипломом).
Я не знаю, чего Иван не знает...
И всё потому, что не ходил в школу!
                                                             - - -
Мы с Леонидом много думали: неужели никто не видит, что детям в школах плохо, скучно, тяжело и нездорово? Никто в мире не видит? Ведь и в других странах школьные предметы не намного интереснее, не намного нужнее.
И только когда мы написали свою книгу " Да и Нет. Как жить, когда тебе 12", мы поняли...
В этой книге - разговоры. Разговоры, самые нужные для обучения души (кто в нашем государстве воспитывает детей?), нужные ребенку сегодня, делающие его жизнеспособным, счастье-способным. Зачем нужны родители, как с ними ладить? Как разгадать человека, друг он или притворяется? Как подойти к девочке так, чтобы не обсмеяла? Как стать привлекательным человеком? Как нравиться людям? Что делать с хамами? Кому верить в этой жизни? О чем мечтать, может, не о деньгах?..
Неудобно писать, но придется: когда мы опаздывали на "урок детской жизни", нас встречали криками: ура! урок будет!..
                                              - - -
Но почему в школах мы не нужны никому, кроме детей?
Ведь мы могли бы поучить таким разговорам о детской жизни учителей. Их встречали бы криками: ура! (а это и есть цель настоящей школы — чтобы ребенок хотел учиться. Он и хочет, он и учится, но не в школе, а вопреки школе).
И поняли мы: школы — для другого. Это самый легкий для общества путь обезвредить, обездвижить огромную неуправляемую родителями силу — детскую, подростковую. Напихать в душные классы, отравить котлетами с макаронами, забить мозги до отупения, надавать домашних заданий, запугать родителей... Это самый легкий путь. И самый жуткий.
Понимаю, что мы, в общем-то любимые в школах (как прелестное дополнение, как изюминка), этими словами можем вызвать возмущение.
                                               - - -
Когда нам наконец-то предложат писать учебники (ведь это трудно, писать для детей, а мы, черт побери, можем!) — мы, скорее всего, откажемся.  Как говорят: проехали...
                                                - - -
Признание Генри Миллера, знаменитого американского писателя:
"Я пытался не посылать детей в школу, но этому воспротивились местные власти. По-моему, школьное образование действует разрушительно. Оно убивает любознательность и желание учиться. Школа выхолащивает творческое начало. Как только дети выходят из детского сада, начинается промывание мозгов...".
Если бы промывание!
                                                         - - -
В середине девятого класса Ивана сманила к себе Ольга Владимировна (странная женщина, которая все время хочет, чтобы детям в школе было хорошо).
В ее школе  мы тогда вели уроки по  книге "Как жить, когда тебе 12" (в первом издании книга называлась "Учебник  детской жизни"). И Ольге Владимировне почему-то захотелось иметь такого ученика, как Иван. Я предупреждала, что он неуч, и его предупреждала, что будет трудно: школа — лучшая в области.
Но они так понравились друг другу, что Ольга Владимировна даже включила его в группу ребят, учившихся в Америке. Это был "безвалютный обмен", то есть ребята, в семьях которых жили тюменцы, потом приехали в Тюмень и жили у них.
Толк от этой поездки, конечно, был. Ольга Владимировна говорит, что уезжал Иван, зная язык хуже всех в группе, а вернулся, зная лучше всех. Да и мир повидал, это неплохо в начале взрослой жизни.
                                                          - - -
Но потом началось не то.
Все чаще мне говорили, что Ивана не было на уроках (к концу десятого класса). Анализ ситуации показал, что учиться парню неинтересно (я его понимаю). Иван знал, что сдаст, что выучит все за неделю, а вместо уроков общался с друзьями наконец. Наконец, потому что в детстве был один. И к нам никто не ходил (мы вечно писали что-то, нужна была тишина), и он ни к кому. А тут — праздник общения!.. Оказалось, что умеет шутить, смешить, блистать (я его понимаю)...
Поэтому в начале мая 95-го года состоялся разговор.
Приведу свою речь (в сокращении).
"Дорогой Иван. Мне в очередной раз сообщили, что тебя не было в школе. Я вижу, что учиться тебе не нравится. Люди не всегда делают то, что им нравится, иногда полжизни к этому идут. Но я тебя заставлять не хочу. Подумай, надо ли продолжать такое "образование". Хочешь — делай свою работу хорошо, не хочешь — делай другую работу. Короче говоря, слезай с моей шеи. Тебе исполнилось шестнадцать, в тебя вложено столько, что я давно считаю твое воспитание законченным.
Ты мужчина — и тебе должно быть стыдновато, что тебя содержит женщина. Вот тебе май с июнем, хочешь — сдавай экзамены в срок, как все. Не сдашь хоть один — с первого июля деньги ты только зарабатываешь, я не финансирую больше твое образование. Кто хочет учиться, находит способ заработать. Не хочешь учиться — работай. С работой помогу".
                                                  - - -
Эта речь повергла Ивана в шок. Он ожидал, что будет, как другие лоботрясы, сдавать и пересдавать науки все лето. До первого июля он сдал только половину предметов  и, к своему изумлению, а также изумлению бабушек, наших знакомых и самой Ольги Владимировны, оказался без средств к существованию.
Иван долго возмущался, когда приехал из школы и не получил к столу ничего, кроме хлеба с водой. Я повторяла одно и то же:
— Зарабатывай. Посмотри, у тебя рука вдвое больше моей и нога — вдвое длиннее. Почему я должна тебя кормить? Могу дать работу: во дворе, в сарае. А можешь сам поискать работу...
Пару дней парень не ел. И не работал. Искал выход. Доказывал мне, что я обязана содержать его до восемнадцати лет.
— Да, обязана. Я обязана тебя кормить, но в законе не написано: пельменями. Ты заслужил только хлеб с водой — пожалуйста. Еще я обязана тебя одевать, но тоже не написано: в кроссовки или в галоши. Не нравится — поищи того, кто будет тебя бесплатно кормить. Есть простой закон: кто не работает, тот не ест.
Не могу сказать, что решение далось мне легко. Я думала три дня и, когда надумала, удивила даже Леонида, который привык к моим неожиданностям.
                                                  - - -
Общество своими стереотипами забивает здравый смысл даже здравым людям... Принято считать, что без высшего образования ты неполноценный человек. Что оно необходимо для карьеры.
Но почему?
Моя литературная карьера была бы неизмеримо успешнее, если бы я не учила марксизм-ленинизм пять лет, а проработала два года на заводе.
Иван, который обладает всеми качествами журналиста, начал печататься через два месяца после неуспешного окончания десятого класса (слава богу, сейчас ценят товар, а не бумажку, его сопровождающую).
Что такое учеба в институте? Откровенно: продолжение детства ребенка и приближение старости родителей. Институт - это скорее приличное общество, чем приличное образование.
Учись! — мой ответ — но не за счет моих последних сил. Будешь стараться и будет возможность — помогу.
Но ведь не обязательно учиться в госучреждении! Тот, кто хочет учиться, учится у всех, в том числе и у себя. Сейчас у всех телевизоры; могут учить лучшим наукам лучшие люди, включай, учись!
                                                              - - -
Я помогала Ивану делать первые публикации, и он учился очень быстро. Довольна его работой и доплачиваю за публикации (гонорары в редакциях такие, что хватает только на дорогу, отвезти рукопись). Плачу ему и за строительно-огородные работы дома, в Тараскуле.
Кто-то назовет меня злой мачехой... Но ведь Иван Ермаков — дееспособный во всех отношениях человек! Государство через полгода поручит ему убивать нехороших людей.
Кстати, об армии. В плохих условиях защищают нас, матерей и бабушек, наши мальчики. Но ведь я выполнила свой материнский долг тоже в ужасном месте (тюменский родильный дом № 1), и со мной там случилась первая и последняя в жизни истерика...
У каждого свой долг. Я должна тебе до восемнадцати, а ты мне — после восемнадцати. И мне не нравится, когда мой сын просит меня защитить его... от армии (а это принято в нашем обществе). И не понимаю: чем мой сын лучше других парнишек?
Да, мне будет очень тяжко слушать известия с несправедливой и дикой войны в Чечне... А что, солдаты когда-нибудь выбирали себе войну? Голосовали: воевать или нет? Ты родился мужчиной — твой долг защищать.
Да, я могла бы попытаться облегчить участь сына в армии, вполне законными путями. Но ведь он сам не делает таких попыток: не укрепляет здоровье, не учится драться... Значит, опять: я за него?
                                                  - - -
Мне очень нравится  вопрос Леонида: сколько можно? пока не упадешь?
Наступает момент для каждой матери, когда нужно оторвать сына от себя, это больно.
Мне говорят (его бабушки): он еще маленький, глупый... Если глупый в семнадцать с половиной (с таким-то воспитанием!) — то это надолго. Я тут ни при чем: такой уродился.
Вообще, наблюдая за детьми, уверовала: все дело в количестве и качестве извилин, которыми тебя наделила природа. А воспитание, общество, разговоры — доводка, шлифовка.
Умный в конце концов выйдет на умную жизнь, перебесится.
                                                              - - -
Сейчас мы решаем вопрос, как Ивану жить самостоятельно в городе. Возможно, снимем однокомнатную квартиру. Да, там будет много людей, еще больше бутылок, будут недовольны соседи громкой музыкой и еще более громким смехом... Но это его жизнь, и если хватит извилин...
Одного учит чужой пример, другой на своих двухстах ошибках не научится.
Мой отец (я помню каждое его слово!) говорил со мной за всю жизнь столько, сколько я с Иваном за день-два наговариваю.
В семнадцать лет (неполных) я просто отправилась в чужой город — Свердловск, училась на вечернем отделении университета, где-то работала, где-то жила (сменила квартир пятнадцать). И как-то выжила. Родители, конечно, давали минимум денег.
                                               - - -
Мне иногда говорят: ваш сын домашний — вы не боитесь, что он не готов к жизни?
А что такое готовность к жизни? Это умение разбираться в людях. Этому Ивана учили более всего, и он это умеет с поражающей меня интуицией. Кстати, в армии не пропадет: так шутит, так анекдотничает, так нагитаривает, что его невозможно не полюбить.
Итак, за год наш Иван завел две рубрики (в газете и на радио), получил одну премию, написал свою книгу, стал музыкантом и композитором (судить не смею, но слушать его песни приятно).
Конечно, я дарю ему подарки (одежду), иногда угощаю (фруктами), иногда даю деньги в долг (надолго — с процентами).
И надеюсь, что  у него мозговые извилины достаточного количества и качества.
Это все, что мне остается.
Недавно нам сказал один приятель:
— Читаю в газете ваши "Дневники". Знаете, какое впечатление? Хотел бы думать так, как вы, но не могу...
Наверно, отличником был.

                                                                                          1997 год.

                                       ОПЯТЬ О ДЕТЯХ

                                       Кто вырастет из ребенка, который восемнадцать лет только брал?
                                                 Цитата из нашей жизни                   
                                                                         

Два последних дня учимся показывать фигу.
Приезжали дети и говорили "дай". Но не заметили, что огород у нас зарос.
Фига получается все лучше. Но надо — надо! — тренироваться и не забывать спрашивать у своего "малыша":
— А мне что за это?
Почему подарки и услуги должны быть в одну сторону — к детям?
Кто вырастет из ребенка, который восемнадцать лет только брал? Ответ непечатный, извините.
Вот начало нашего разговора о детях:
Светлана: Ты о нем думаешь, а он о тебе — нет. Он открывает рот и говорит такое... Хоть стой, хоть падай. И ты падаешь.
Вот конец нашего разговора:
Леонид: Вчера у нас что было — первое июня? День защиты детей? А сегодня — день защиты от детей.
                                                      1997 год.

   
                             ЛЕОНИД

                      Письмо Глебу

                              Сиди дома, копи силы на улыбку…
                                     Цитата из нашей жизни
                                                                         

Глеб, после твоего визита я сделал некоторые выводы.
1. Полгода назад ради тебя я нарушил свой основной принцип: не просить. Ты обещал не пропускать занятий в новой школе. Я обещал директору, что ты не будешь пропускать, и просил взять тебя при условии: тебе не будет никаких поблажек. Теперь поблажка понадобилась. Но просить о новой поблажке я не буду.
2. Я хочу, чтобы ты учился, получал нормальное, хотя бы среднее образование. Но всё больше убеждаюсь, что учиться ты не хочешь. Подумай, может быть, тебе начать работать? Я готов помочь тебе найти работу — приходи, поищем по объявлениям в газетах, поговорим. Напомню, что в 35 лет я ушел из Академии наук и стал работать уборщиком подъездов, дворником, мыл полы в санатории. И это продолжалось больше года. Если ты, работая, захочешь возобновить учебу, я готов помочь тебе устроиться в вечернюю школу — иногда я выступаю там, ребята есть просто прекрасные.
3. Я готов помогать тебе в жизни — советом и поступком, но не буду делать ничего незаконного; не буду звонить или разговаривать с просьбой сделать для тебя что-то в обход установленного порядка; не допускаю мысли о взятках в любой форме. Это касается любых организаций — государственных или частных.
4. Твоя натура ищет приключений. На таких натурах держится уголовный мир. Туда попасть легко, уйти оттуда очень трудно. Считаю, я сделал всё, чтобы ты туда не попал, остальное зависит от тебя. На всякий случай знай: я не пойду на переговоры с уголовными или полууголовными людьми.
5. Если ты захочешь поговорить со мной на любую тему, я постараюсь найти удобное время. До твоего вчерашнего визита это время было удобным для тебя, теперь будет для меня. Готов разговаривать с тобой при условии уважения к собеседнику. Это значит, что ты не молчишь, глядя в угол, когда я задаю вопрос, реагируешь на реплики, не допускаешь рявканья.
В этом мире сотни людей мечтают поговорить со мной наедине, и если я иду на разговор с тобой, постарайся держаться на интеллигентном уровне. При первых же хамских нотках с твоей стороны разговор будет закончен.
6. Ты знаешь, как я живу: деревня, есть электричество, больше из 20-го века ничего. Там пригодятся твои руки и голова. Дорогу оплачиваю, еда бесплатно. За работу плачу. Можешь благородно не брать денег, как это делают твои одноклассники на родительских дачах.
Но в любом случае, если ты приехал, у тебя должен быть приветливый тон и неунылый вид. Давать энергию, а не забирать — вот мой принцип, и если он тебе не нравится, сиди дома, копи силы на улыбку.
7. Последние несколько лет я оплачивал твою работу над твоим здоровьем (отжимания, подтягивания, обливания холодной водой). Поскольку ты куришь, финансирование этого проекта прекращаю. Когда бросишь курить, готов рассмотреть вопрос о возобновлении выплат.
8. Тебе пятнадцатый год. Считаю тебя самостоятельным, умным, сильным человеком. Напомню, в некоторых регионах России разрешено жениться в четырнадцать лет.
Поэтому не буду читать маминых записок о твоих проблемах; если у тебя сложности или радости, приезжай и разговаривай сам. А маму береги!
Твой родной (что бывает не у всех) отец Леонид Жаров.

                                                                1997 год.

Найдя в детском кармане презерватив,
             предохраняйтесь от выводов!

      Детей надо уважать не потому, что они пригодятся (или отомстят) нам в старости...                     Цитата из нашей жизни
                                                                         

Вы нашли презерватив в кармане у сына-семиклассника.
Что делать?
Никогда больше не лазить в чужой карман! Это непростительно, даже если цель у вас – найти презерватив. Или другая предохранительно-воспитательная.
Если же презренный презерватив сам выпал из кармана школьника… надо обрадоваться! Ведь это возможность показать, что вы не мамонт и не папонт, а вполне современный человек. Что с вами можно иногда поговорить.
Поднимите презерватив с пола, рассмотрите его упаковку, спросите заинтересованно:
– Это мне? Ко дню рождения?
Ведь вы, кажется, любите своего ребенка. А значит, понимаете, каково ему, застигнутому за таким занятием.
Можно сказать похмурее:
– Ну вот, носки валяются по всей комнате, огрызки… теперь еще презервативы будут.
Самое глупое в этом случае спросить:
– А это еще что?
Попробуйте, вы увидите, что это самое глупое.
А может, вам хочется, чтобы сын вас возненавидел? Тогда повторяйте ему почаще:
– Уши грязные…а презервативы покупаешь.
Или:
– Тройка по литературе… куда тебе презерватив?
Вы скажите: никому не хочется, чтобы родной сынок его возненавидел. Тогда почему так много родителей ведут себя вышеописанно?
Почему не понимают, что детская жизнь существует, что в детской жизни другие правила и другие ценности. И что подложенный в карман презерватив – это способ (со стопроцентной гарантией) пошутить над кем-то.
Например, над вашим сыном.
                                                 - - -
Но у некоторых людей рождаются дочки. А у некоторых дочек, бывает, вылетает из карманчика презервативчик.
С дочкой надо по-другому. Дочки больше всего боятся, что их уличат в половой заинтересованности.
Одна наша сорокалетняя знакомая перед приездом мамы спрятала презерватив в валенок. Оказалось, что мама старенькая и ходит в валенках даже дома, даже летом.
Некоторые мамы любят сказать с предохранительной целью:
– Пойдешь по рукам – убью!
Пожалуйста, никогда не говорите дочкам: я тебя убью. Дочки этому верят и иногда убивают себя сами (с предохранительной целью).
Поэтому изделие, которое обнаружилось у дочки, хорошо бы не заметить. Сейчас  столько изделий, столько упаковок! Может, это резинка для волос?
Но если вы давно искали повода поговорить с дочкой на антисексуальную (а может, даже на сексуальную) тему – это повод.
– О! А я как раз хотела тебе купить. В  газете  пишут: купите детям презерватив! На всякий случай.
В этом же разговоре уместно вспомнить всякие случаи. Кто на кого напал, и кто что получил. Рассказать, что было у вас в седьмом классе, даже если ничего не было.
Надо знать, что ни одна дочка не помнит в роковой момент любви о маме и папе. Она о себе-то не помнит!
Но до и после рокового момента она должна знать, что у нее есть дом, а в доме – защитники, а не нападающие.
Не нападайте!
Нам остается быть друзьями подрастающим детям.
Или ничего не остается.

                                                                                                          2001 год.

                          КОГДА  ПРИДЕТ  ХВОСТАТЫЙ  СЕРЬГОНОСЕЦ…

                     
        Ребенок – человек, а не заготовка к человеку.
                 Цитата из нашей жизни

Спокойно! Он, если придет, то не сразу.
Серьга появится потом. Наблюдайте!
Сначала будет хвостик между затылком и шеей, похожий на зимний пучочек укропа, да еще провалявшийся неделю в сумке.
Ну вот, пришел ваш сын с хвостиком на голове – и ждет. У вас два варианта: не замечать и второй. Советуем заметить. Отметить! Потому что сын ждет. Наш, например, ждал-ждал и говорит:
– А меня что, не будут из дому гнать? Олега отец выгнал с хвостиком…
Каждый ждет оценки. Авторы причесок и книг особенно любят оценочки. И подростки. Они хотят, чтобы их заметили! Но!
Не стоит строго смеяться.
Не стоит ненавязчиво навязывать мысль, что СПИД – недалеко.
Просто скажите, что хвостик ему идет. Ему, а не за ним! Отметьте, что сын стал похож на Баджо, на Роберто Баджо, на футболиста Роберто Баджо, который…
Всем нам хочется быть на кого-то похожими, и в то же время – ни на кого. Такая вот хреновина. С укропчиком.
                                                    - - -
Конечно, лет двадцать назад командир вашего батальона, увидев такую немужественность на мужской голове, вспомнил бы всех матерей всех стран-участниц НАТО. А что бы сказал ваш комбат Суворову Александру Васильевичу про его седую нахлобучку? А? А??
Успокоились немного?
Теперь достаньте свои доллары. Вот, на долларе, Джордж Вашингтон с прической, которой ох и позавидовала бы ваша бабушка! Президентом США Вашингтон стал в пятьдесят семь лет, а до этого руководил войной за независимость. Интересно, перед сражением главком паричок прилаживал или горячо завивал волосы щипцами?
                                                       - - -
Один мальчик на диктанте долго думал, как писать «ни рыба, ни мясо». Написал «творог».
Вот и сын ваш ищет, как стать ни тем и ни этим. И на отца не походить, и отцу понравиться.
                                                           - - -
Если вы сделали ошибку и не заметили попытки сына быть непохожим – ждите серьгу.
Серьга показывает родителю, что отец – пререкаемый  неавторитет. Серьга придет, дешево поблескивая в левом ухе вашего давнего отличника и недавнего ударника; кто он теперь?!
                                                            - - -
Давайте не будем орать всей оравой.
Вспомним, так было принято в казачьих частях: единственный в роду мужчина носил серьгу, чтобы при команде «Равняйсь!" командир, заметив серьгу, не посылал на особо рисковое дело.
Лучше всего, похвалив хвостик сына осведомиться, какие перспективы?
Наш Иван, охвостев, сам спросил, как мы отнесемся к серьге? Мы посоветовали не прокалывать ухо (опасно, больно и не всегда модно), а носить клипсу. Бабушка пожертвовала золоченое колечко, Иван его распилил и стал надевать в присутствии или в предвкушении присутствия девушек.
Вскоре оказалось, что девушкам он нравится и без серьги.
Есть точка зрения, есть запятая зрения. С подростками лучше общаться через запятую.
Кстати, через месяц мы стали подхваливать  отросшую распущенную прическу Ивана – и с хвостиком стало покончено.
До татуировки, понятное дело, не дошло.
                                                            - - -
Но если у вас дошло – опять же, спокойно! Сразу весь не разрисуется. Сначала чуть-чуть, на пробу, на проверку.
Не надо показывать слишком видимый интерес. Но и видимый неинтерес – тоже.
Сочувственно спросите, было ли больно? Похвалите рисуночек, сжав за спиной кулаки… На первый раз хватит. На второй тоже.
                                                                 - - -
А второго раза, наверно, и не будет, если не закричите: ату его тату!
Ведь сын уже вас проверил.
А вы не знали?
Наши дети всегда – от соплей до усов под носом – всегда ждут от нас защиты.
И проверяют: мокрыми штанишками, воплями, капризами, неканьем, нехочуканьем, а потом и хвостовством (через «о») – годимся ли мы в защитники?
Сколько у нас сил?
Спокойны ли мы?
Не одурели, как отец Олежки?
Всё ли в  порядке в этой малокомнатной квартирке или в двухэтажном коттеджике?
Готовы ли любить ребенка – грязным, разрисованным, хвостатым, полулысым, четвертылысым?
Если любят – можно жить и без серьги.
Тем более, она мешает уху.

                                                                                                        2001 год.

                           
                                   Вы пришли, кажется, домой… 

        Чувство собственного достоинства и чувство чужого достоинства;
        одно без другого бывает?
                     Цитата из нашей жизни
                           
                                 
Дело было так.
Вы с женой пришли домой, а у Наташи – гости. А дом у вас такой,  даже гостиной нет. Есть большая комната, она же спальня, она же кабинет, она же спортзал, она же гостиная, она же котиная (живет кот Когтёнок).
И вот эта комната полна гостей. Девчонок с наглыми ногами и таких же мальчишек, у которых даже носки наглые, не вылезли из ботинок. Интересно, кто пол будет мыть?
Ваша дочь – Наташка – ничего вам не говорила про эту вечеринку. А вы ей говорили, что пойдете сегодня в театр. Но передумали, устали, хотели просто лечь вечером и включить свой ненаглядный телевизор.
А дома – такая толпа, огрызку негде упасть (яблоки нынче не падают).
Ваша дочь – Наталья – посылает вас взглядами в театр, хочет чтобы вы ушли. Вы не понимаете. Тогда она кричит (музыка ведь!) не собираетесь ли вы уйти?
Вы тоже кричите, не собираются ли уйти гости?
Гости не обращают на вас никакого своего внимания. Они танцуют ногами, длинными, как итальянские спагетти.
                                                         - - -
Вы решили посидеть на кухне.
Да, понимаем, вы заслабонервничали, но стерпели, решили посидеть на кухне вместе с перепуганным Когтёнком.
Вы даже поставили греться чайник и решили почитать вслух книгу Карнеги «Как перестать беспокоиться и начать жить».
Вы старались. Вы даже поставили чашки с блюдцами…
Но потом ваша жена открыла холодильник и сказала:
– Хотела чай попить с рулетом, а рулета нету.
                                                        - - -
Есть выражение: это было последней каплей. Мужики придумали. Женщины бы сказали: это было последним кусочком.
                                                           - - -
Это было последним кусочком. Ваша жена целенаправилась в гостиную. Вы, конечно, за ней.
Зная свою жену пятнадцать лет, вы обогнали ее. И сказали наглым зажранцам:
– Пять минут на сборы. Потом начну помогать.
Зажранцы не удивились. Они привыкли, что их гонят все, кто может и отовсюду, где видят. Поэтому они сидят, где могут и едят, что видят.
                                                        - - -
А Наталья ваша удивилась. С ней такое случилось впервые. Она не ожидала, что в четырнадцать лет надо переставать жить и начинать беспокоиться. Она всегда была у вас Натусиком высшего сорта. И вдруг стала Натальей – низшего.
Низшего – при друзьях! Поэтому она ушла с этими друзьями, правда? И не является домой уже два месяца, хотя зима уже, погода шубная, шубная и сапоговая.
И вам кажется, что жизнь кончилась.
                                                            - - -
Советуем:
Найти Наташу и извиниться (да, она вас тоже обидела, но, может, у нее был исключительный случай в виде исключительного мальчика среди гостей? Дети не наглеют в один вечер. Может, после этой вечеринки она собиралась помыть не только пол, но и потолок?).
Не унижать подростка при людях, даже при плохих.
Помнить: чтобы выпроводить гостей, всегда есть голова. Пусть больная. «Ребята, извините, у мамы болит голова».
Развивать в себе чувство чужого достоинства (чувство собственного у всех развито). Без этого – никак.
Мы проверяли.
Никак.
                        2001 год.

                         СВЕТЛАНА

                     РАЗГОВОРЫ В СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ

    Материнство – это болезнь, от которой надо излечиваться, когда ребенок вырос.                     Цитата из нашей жизни

Сегодня Ивану (теперь все зовут его Ион, ну, и мы туда же!) двадцать один год, большой мальчик, совершеннолетний, по меркам Запада. Я приехала к нему в гости.
Как водится, стали вспоминать молодость. Оказалось, есть что вспомнить, к тому же Мэри,  девушка Ивана (Иона), очень заинтересовалась нашей прежней жизнью. Ага, значит, будет интересно и читателям!
Включили диктофон — и стали выяснять отношения...

                                               
    За что платили деньги

Светлана: Существуют бытовые грязные работы, которые вообще, похоже, никто не любит. Хотя есть какие-то домохозяйки, которым это якобы нравится. Но мы их не видели. И тебе объяснили именно так — есть грязные работы, которые никому не приносят особой радости.
Иван (Ион): Чтобы на практике мне это показать, была стратегия разработана. Давать ребенку карманные деньги только с условием, что он будет выполнять различные работы. В том числе по уборке территории, комнат, кухни.
Светлана: Грубо говоря, очень рано тебе начали платить за некоторые работы. Причем платить деньгами, и не только деньгами.
Иван (Ион): Помню, был совершенно четкий прайс-лист на занятия своим здоровьем. Например, обливание, бег, упражнения какие-то, выбегание на снег босиком, купание в холодной воде, в мае.
Светлана: Чтобы тебе больше всего нравилось?
Иван (Ион): Выбегать босиком на снег. Это было не так ужасно, как обливаться холодной водой. Несколько раз выбежать — и можно заработать. Тогда мне хотелось, чтобы давали деньги просто так, как другим детям.
Светлана: И тогда бы ты не выбегал никогда. И тем более не облился бы ни разу.
Иван (Ион): Ну уж естественно! Недовольство мое росло постоянно. Для того чтобы просто купить мороженое или конфеты "Гулливер", приходилось заниматься всякой ерундой.
Светлана: Ты получал деньги за диктовку книжки. Или ты шоколадками получал и борьбой на диване с Леонидом?
Иван (Ион): Бартер, ага. Я очень хотел попасть в соавторы книги, которую диктовал. Но мне сказали: давай лучше сразу предоплату — шоколадки будем давать. Ну а поскольку альтернативы не было, пришлось согласиться на шоколадки. Насчет борьбы не помню.
А проходило все так. На огород выносили стол старый, который мы выбросили недавно. Выходили вы с Леонидом. Один полол в огороде, другой сидел печатал и давал мне указания, в каком направлении мне сейчас надо придумывать. А я же бегал по огороду и пинал шишки.
Светлана: Казалось ли тебе это легкой работой?
Иван (Ион): Той всевозможной ерундой, которой я обильно вас снабжал, вы были довольны, уделяли внимание постоянно. Это вселило в меня веру, что я, в общем-то способен...
Светлана: Сказать хорошую фразу.
Иван (Ион): Скорее придумать. То есть в свою фантазию, можно сказать, поверил в то время. Ты помнишь, я был очень вертлявый, сидеть спокойно не мог, и иногда диктовал в очень странной позе. Стоя задом кверху и задом же этим всячески вихлял.
Светлана: Ты в детстве так мог и спать. Сам спал, а что-нибудь вихляло! Подвижный был ребенок.
Иван (Ион): Мне постоянно приходилось менять позу, надо было сосредоточиться и подумать.
Светлана: Как другие относились к твоим заработкам?
Иван (Ион): Общественное мнение склонялось к тому, что меня это в будущем очень портит, что я откажусь пошевелить пальцем бесплатно. Все материальные поощрения трактовались именно так. Ну что ж... впоследствии так и оказалось! Это фактически делает меня более жизнеспособным в обществе. То есть я воспитан в исключительно капиталистической семье, буржуазной.
Светлана: И когда сейчас приходят к вам в студию звукозаписи сделать запись на халяву...
Иван (Ион): На работе меня считают страшно жадным. И начальство, и все остальные. У меня нет серьезного патриотизма. Ни к Дому культуры, в котором работаю, ни к делу, которым там занимаюсь. Патриотизм у меня есть только по отношению к нашей группе, к нашей студии, и я не стесняюсь сказать об этом директору.
Конечно, бывает стыдно немножко, когда за каждую  мелочь просишь материальное вознаграждение. Но я пытаюсь себя успокаивать: аппаратуру же требует ремонта, я в нее столько денежек вложил, недоедал, недосыпал, недопивал.
Светлана: Ну это и правда!
Иван (Ион): За ней надо ухаживать и покупать новую. Я это пытаюсь всем объяснить, но все равно никому ни "х" ни "ж" (ни холодно, ни жарко).
Светлана: Были какие-то конфликты?
Иван (Ион): Все клиенты недовольны, когда я с них требую деньги. Наш руководитель постоянно пытается взывать к патриотизму. Сказала: "Пора бы проникнуться патриотизмом к нашему ДК".
Мэри: Всегда с надеждой говорит: "Тебе же не все равно, ты придешь же, да? А! Пришел, я так и знала, у тебя душа болит, ты просто признаваться не хочешь!".
Иван (Ион): Отвечаю — "Так я просто позвонить пришел!". Когда являюсь на работу, будучи на больничном — мне надо позвонить, а она пытается это себе объяснить тем, что у меня душа болит за аппаратуру.
Светлана: Теперь про халявщиков, которые к вам приходят.
Мэри: Пришел к нам как-то один человек, желающий сделать аранжировку для своей песни — единственный спросивший о стоимости. Это был единственный случай, а все остальные считают: "по старой дружбе...", "да вам же это ничего не строит". Хотя сами они тоже мало что делают без личной выгоды.
Светлана: Завидовали ли тебе в детстве друзья? Ты за какую-то диктовку получаешь деньги.
Иван (Ион): Не помню их реакцию. Но когда люди узнавали, что я соучастник написания книг, они реагировали очень по-детски. Как это обычно бывает: фу, какая ерунда! А у меня папа там-то работает!
Светлана: До самой твоей старости, как я помню, мы давали тебе деньги за каждое хорошее слово или фразу. Когда ты говорил слово необычное, оно записывалось, и ты поощрялся. Как ты к этому относился?
Иван (Ион): Организм человека устроен так, что он очень быстро привыкает к хорошему.
Светлана: Кстати, сейчас, в старости, говоришь ты лучше, чем пишешь. Особенно когда банана нет во рту!
Иван (Ион): Детский организм, не познавший тягот жизни — он вообще очень быстро привыкает и плохое практически не помнит.
И поэтому, придумав хорошее слово и получив за это деньги... радовался недолго, через минуту приходили мысли: маловато, слово-то очень хорошее!
Первые два раза я, наверное, испытал удивление от такого неожиданного заработка. А затем мне показалось, что надо побольше, а потом мне стало казаться, что все слова очень хорошие!!! И практически все достойно поощрения.
Особенно дорого ценились фразы, записываемые в раздел "Интеллигенция". Была записная книжка, там все записывалось по разделам. Раздел "Дети", раздел "Природа", "Дом". И самые ценные фразы заносились в раздел "Интеллигенция". Вся чушь, которую я морозил, по моему настоянию должна записываться в раздел "Интеллигенция".
Светлана: Придумывал ли ты слова новые в надежде на вознаграждение?
Иван (Ион): Нет, практически все, что говорилось, говорилось случайно.
Светлана: Значит, мало платили, очевидно!
Мэри: Никогда специально не думал?
Иван (Ион): Когда я специально думал, получалась какая-нибудь гадость.
Светлана: И всё, в основном, связанное с анально-генитальной частью!
Иван (Ион): Это я мог придумывать бесконечно! Но за это, как правило не платили, поэтому никогда не тужился что-то придумать. А вот здоровьем занимался самостоятельно, для того чтобы попробовать стать физически более развитым. Мне это очень быстро надоело. Результатов-то не было никаких: ни денег, и вообще мне лучше от этого не стало. Я понял, что раз лазаю по деревьям, значит у меня и так все в норме.
Светлана: А ты лазил по деревьям?
Иван (Ион): Постоянно лазил по деревьям, очень любил! Мы все с пацанами лазили, штабы строили на деревьях за домом, изучали гнезда птиц, летучих мышей. Когда просто нечего делать, можно банально и тупо залезть на дерево! Маленькая победа — доступная, но приятная.
Светлана: Мы еще с тобой зарядку делали под музыку.
Иван (Ион): Помню, взял два посылочных ящика, насверлил там дырки и вставил динамики. Получились колонки, которые не жалко было повесить на улицу. Я включал пластинки "The Beatles", и под окном весной мы делали зарядку, я махал гирьками. А зимой мы то же самое делали в доме.
Светлана: И ты очень упрашивал меня каждый день делать зарядку. Затаскивал в свою комнату. А я говорила: "Когда будет чисто, тогда приду!". И таким образом тебе приходилось еще и прибирать в своей комнате.
Очень хороший педагогический прием, потому что ты и зарабатывал, и прибирался, и спортом занимался. И в то же время мы могли поболтать упоенно! Тебе это тоже нравилось. А куда ты тратил деньги полученные?
Иван (Ион): Я стал раньше всех других детей ездить один в город, там был видеокомплекс "Контакт", стояло несколько палаток, и в каждой телевизор и видеомагнитофон с кассетами. За небольшую плату можно посмотреть какой-нибудь фильм. Я старался побольше и почаще это делать.
Светлана: Сексуальные, небось?
Иван (Ион): Нет! Боевики всякие, фантастика! Потом у меня было очень большое увлечение фотографией, а на это увлечение шло много денег. Дорогие реактивы, фотоувеличитель, фотоаппараты. Сколько я себе всего напокупал, чего другие дети не могли позволить себе в таком возрасте. Деньгами-то распоряжались родители. Мне же никого убеждать не надо было.
Светлана: И унижаться, что немаловажно! Тебе же не приходилось просить. Ты честный капиталистический работник, а не попрошайка! Попрошайка должен подготовить улыбочку, выбрать момент, когда у родителей хорошее настроение, подлизываться долго. В общем, вырабатывается зависимая личность.
Мэри: Мне денег вообще почти не давали, сладкого было нельзя из-за аллергии. Если деньги мне и давали, я шла и покупала сладости.
Светлана: То есть ребенок тратит деньги на полезные вещи, потому что знает: всегда может пойти и заработать.
Мэри: Из мамы вытягивала деньги на кукол разных. Ныла, плакала, капризничала, доказывала. Мама не хотела поощрять капризы просто так. И потому связывала покупку очередной куклы с подарком к какому-нибудь празднику. Дома я не делала ничего: ни посуду не мыла, ни полы. Потом мне понадобилась какая-то вещь, и мама дала возможность мне заработать мытьем полов. Мне было лет восемь.
Светлана: Ага, то есть все ищут. Как такую хорошую девочку заставить работать!
Иван (Ион): И способ тот закрепился потом?
Мэри: Нет, по-моему, мне потом стало неинтересно.
Светлана: Мало денег платили. Сумма должна была ощутимой и для достоинства ребенка основательной. Мы платили всегда, как платили бы, скажем, нанимаемому человеку. Невысокой квалификации, но все-таки. Это была достаточно достойная оплата. А за учебу тебе никогда не платили?
Мэри: Я подавала такую идею, потому что некоторые в классе так и зарабатывали. А я всегда хорошо училась, и для моих родителей это было закономерностью. Поэтому до начала самостоятельной жизни я просто брала деньги без спросу.
Светлана: А, прелесть какая. В карманах обычно...
Мэри: А на взятые деньги угощала друзей. Мы шли в пиццерию, покупали пиццу, все то, чего мне было нельзя. Потом вылезала аллергия, родители недоумевали — откуда? Попалась, естественно. И была наказана, конечно же.
Светлана: А какая стыдобища!
Мэри: Да, очень стыдно. Но я внутри оправдывалась: больше мне неоткуда взять денег!
Светлана: Когда ты такой преступницей стала?
Мэри: Лет в одиннадцать.
Иван (Ион): У меня тоже был такой период, но я для себя это аргументировал очень благородно. Наконец-то отбираю у матери то, что мне присылал отец из Ноябрьска, работая там ночами. Вот наконец-то вместо косметики эти деньги пойдут туда, куда надо.
Преисполнившись таких благородных намерений, я шел, вытаскивал эти деньги, пока вас не было дома. А вы пытались ключи куда-то от меня засовывать. В башмак! Но поскольку я был джентльменом весьма прозорливым, то вас подлавливал: под какую простыню вы обычно засовываете ключ, когда уходите. Или в какой кидаете башмак.
Светлана: Да, в башмаки мы любили класть!
Иван (Ион): И потом гордо открывал комнату, которую вы нагло от меня закрывали, начинал в ней тусоваться. Закрывали комнату в квартире, которую оставил мне отец, чтобы сын не рос без квартиры! Открывал и ходил по своему дому как истинный хозяин.
Светлана: А как дело-то было, когда тебя поймали, не помнишь?
Иван (Ион): Да постоянно меня ловили.
Светлана: Тебя поймали только один раз, этого тебе хватило.
Иван (Ион): Напрасно ты думаешь, что мне хватило!
Светлана: У Леонида пропали деньги, тебе было лет пятнадцать уже или шестнадцать. И анализ выяснил, что мог взять только ты. Тогда мы сделали элементарную ловушку, положили так же деньги, в то же место, и так же уехали. А когда приехали, не обнаружили некоторой суммы. Ты благородно отпирался. Помнишь? Тебе просто стыдно вспоминать.
Иван (Ион): Помню, много раз такое было.
Светлана: Но тебя поймали один раз, другой раз не ловили.
Иван (Ион): В детстве ловили.
Светлана: Ну, в детстве-то не считается. И тебе было сказано... я сейчас напомню. Было сказано, что я бы тебя уже сейчас выгнала из дому, но надо срочно книгу дописывать... Просто нет эмоций на скандалы. В следующий раз выгоню. Зачем мне в доме человек, которому я не доверяю? После того случая мы еще опыты проводили. Ты не брал больше.
Иван (Ион): Да просто стал намного хитрее!
Светлана: Помню, купила "Тампаксы"...
Иван (Ион): А кстати, я их не брал действительно.
Светлана: Купила десять коробок, положила на самую верхнюю полку, и вдруг обнаружила, что вкладыши, где все подробно описано и нарисовано, все они вытащины кем-то! Это ты! Даришь своим мальчикам или продаешь. Не брал? Значит кто тогда? Леонид Жаров?
Иван (Ион): Помню, только деньги брал, лакомства, которые ты прятала... Эпизод вот вспомнил. У меня в детстве было очень много орехов всяких, изюма, сухофруктов. До сих пор на изюм и орехи смотреть не могу. Вы тогда меня закормили.
А у соседа в таком же избытке была колбаса. И, когда он приходил в гости, с такой жадностью смотрел на орехи, на курагу, на изюм, чтобы я скорее его угостил всем этим. Я его угощал некоторое время, а потом, будучи предприимчивым, стал предлагать бартер. Он будет приносить мне куски колбасы, когда нет моих родителей. Вкусные. Мясо!!! Этого в доме никогда не было.
Светлана: Это была настоящая дружба, очевидно! Теперь поговорим про грязные работы, за что тебе платили. За какие-то строительные работы?
Иван (Ион): Да, строительные работы оплачивались вполне нормально.
Светлана: А грязные работы не оплачивались, к сожалению. А ведь если б я давала пятерку-другую тебе, все было бы вычищено до блеска. Дура я дура! Сколько споров бы лишних мы избежали. Ну, вырос бы ты чуть более жадным и противным! Это бы Мэри сейчас страдала, а не я. А моя бы жизнь прошла хорошо.
Иван (Ион): Ну конечно, сейчас, когда все позади, ты не жалеешь денег. Что же касается строительных работ, это всегда, конечно, было вполне неплохим заработком, полезным и приятным времяпрепровождением. И работы, которые требуют от меня квалификации, а также особо тяжелые работы, они, конечно, греют не только мой карман, но и мое самолюбие.
Например, починка телевизоров, электроприборов всяких. Также строительство сооружений. Сараи, заборы мы строили, всякие приусадебные постройки на огороде.
Светлана: Кстати, Леониду очень нравилось, как ты всегда все придумывал и совершенствовал.
Иван (Ион): Мышление человека в сорок лет принципиально отличается от мышления человека четырнадцатилетнего.
Светлана: ...который не ходит в школу...
Иван (Ион): ...и у которого нет никаких определенных навыков.
Светлана: Стереотипов в башке.
Иван (Ион): Да, стереотипов мышления. И поэтому находить более простые и нетрадиционные решения мне было проще.
Светлана: Леонид всегда просил меня выписать тебе премию для таких дел. Или просто хвалил. В общем, замечал. Теперь скажи, как реагировали твои друзья, которые тоже приезжали к нам зарабатывать деньги.
Иван (Ион): Это было для них необычно и непривычно, и даже не обсуждалось.
Светлана: Что же тут необычного? Вы же всегда к бабушке, например, ездили. Там вам давали поесть. И везде в других местах тоже.
Иван (Ион): Ну фактически единственное место было у вас, где можно быстро заработать.
Светлана: Да еще и поесть! Ну, судя по тому, как охотно ехали друзья, им это весьма нравилось?
Иван (Ион): Да, все они были не против.
Светлана: Поощрения — совершенно не новый метод в педагогике. Он стар, как мир. Но детей обычно поощряют: пункт первый — похвалой, пункт второй — чем-то сладким и вредным. Пункт третий — какой-то материальной вещью, о которой ребенок мечтает и давно ее выпрашивал. Почему же слово "деньги" вносит такой ужас в сердца родителей, когда говоришь, что поощрять можно не только куклами и похвалой, но и бумажками, дензнаками?
Иван (Ион): Ну скажи, в период застоя дарили деньги на день рождения сыну, внуку или матери?
Светлана: Нет, "деньги" вообще было словом позорным. До сих пор это все осталось в сердцах бабушек. Тот, кто говорил о деньгах, думает о деньгах...
Мэри: Я тоже помню, что расчет с работниками производился продуктами, или спиртным. Короче, бартером. В деревнях нанимали на огороде работать, или погадать на картах ходили -  всё оценивалось продуктами или вещами.
Светлана: Ясно, то есть за бутылку водки не стыдно...
Мэри: ...а за деньги было стыдно. Родители, наверное, опять-таки считают, что если давать деньгами, то ребенок получится алчным, жаждущим денег.
Светлана: А если едой? То вырастет толстым, жаждущим пожрать!
Мэри: Видимо, просто с деньгами связано много неприятных моментов: из-за денег убивают. И деньгами почти всё можно оценить, почти все желания осуществить. А желания разные бывают, вот некоторым и страшновато брать на себя ответственность.
Светлана: А как вы считаете, вы будете свободны от этого? У вас нет уже в голове этой ерунды.
Мэри: Мне кажется, что проще и правильнее дать деньги, я ведь не знаю, какую вещь человеку хочется купить.
Иван (Ион): С другой стороны, давая своему ребенку деньги, ты его выводишь из-под контроля и даешь самостоятельность. Он может начать покупать наркотики, скажем, на эти деньги. Или что-нибудь типа этого. Или как я в детстве: начинать вкладывать деньги в дело; я делал репродукции фотографий.
Светлана: Ты, помнится, пытался от меня скрыть, но когда я об этом узнала, то не выразила никакого неодобрения, подумала: ну бизнес и бизнес. Хотя многие могли бы возмущаться.
Иван (Ион): А в школе у нас все воняли по этому поводу.
Светлана: И ученики тоже? Я помню Брюса Ли ты перефотографировал, Шварценеггеров всяких.
Иван (Ион): Не нравилось это всем исключительно, кроме меня самого.
Светлана: Теперь вот что обсудим. Если ребенку давать деньги за труд, то он шагу не ступит и стакан воды не подаст бесплатно.
Вот смотрите: если думать, что за каждую мелочь, за каждый шаг следует платить, человек, получающий награду деньгами, обнаглеет, и будет просить деньги, то можно также сказать, что человек, получающий награду похвалой, обнаглеет и начнет требовать похвалы за каждый шаг. Например, за мусорное ведро ты действительно хочешь похвалу получить от своей жены. Не прямо, но тебе хочется, чтобы это как-то отметилось и учлось.
И так оно обычно и бывает. А когда человек не получает похвалы, даже более того, на него начинают ворчать, то он начинает возмущаться, то есть любой человек — считает, подсчитывает. Он сделал доброе дело, он считает, что ему зачтется там, на небесах или в другой жизни. Все равно он все отмечает.
Иван (Ион): Он хочет благодарности. Но не требует.
Светлана: Все-таки глупость полная бояться, что ребенок обнаглеет, будет за всё просить деньги.
Иван (Ион): Я думаю, от самого человека зависит, подадут ему стакан воды или нет. Это может быть и не ребенок. Тот, кто будет этот стакан подавать в случае необходимости. Всегда есть способ сделать так, чтобы человеку было приятно тебе помочь.
Светлана: Для этого ты когда-то должен был дать. Или даешь сейчас. Например, хорошую улыбку.
Мэри: Наверно, глупо рассчитывать на то, что ты сейчас дашь а тебя потом отблагодарят. Давать надо постоянно.
Иван (Ион): Именно так.
Мэри: Видимо отношение ребенка к деньгам зависит от отношения к деньгам в семье. Если считается, что это гнусно, мерзко и абсолютно не нужно ребенку, естественно он будет точно так же к этому относиться. Но если внушать: ничего в этой жизни просто так не делается, то естественно, ребенок ничего просто так и не сделает. Нужно искать серединку.
Светлана: Ну у тебя вот, скажем, было желание... сколько раз ты бралась и мыла всю квартиру?
Мэри: Это происходило постоянно, периодически даже.
Светлана: А с чем связано, с хорошим настроением?
Мэри: Да, бывали приливы энергии, сил, хорошего настроения, особенного настроения. Все хорошее хотелось реализовать. Когда уходили родители, я включала музыку, начинала мыть посуду, полы, вытирать пыль. Ничего не требуя взамен. Но удивление приходящих родителей наблюдать было приятно, удивлять мне нравилось больше всего. И самой приятно.
Светлана: Ты делала для себя или для них все-таки?
Мэри: Наверное, пятьдесят на пятьдесят. Мне было приятно, я знала, это другим будет приятно — так почему бы и не сделать?!
Иван (Ион): Я думаю достаточно просто. Иногда не хило говорить: дорогая, не хочешь ли, чтобы я вынес ведро? И, если нетрудно, не могла бы ты сделать салат. Или если трудно салат, значит, прополоскать простынку. То есть тот же самый денежный эквивалент, но только речь идет о бартере.
Светлана: Но мы с Леонидом даже и так не делаем. Просто работаем, когда хочется.
Мэри: Когда я говорю о том, что уже сделала, и что тебе было бы неплохо тоже сделать, то есть, когда начинаю считать, это вызывает негодование. Не нравится.
Светлана: Ты не хотел делать, а свободы лишаешься, благожелательным образом тебя заставляют.
Мэри: А если просто молча начинаешь работать, и он вдохновляется, заражается и его потом, бывает, не остановишь.
Светлана: Каждый человек должен работать тогда, когда ему хочется. А тут ему уже дали указания: иди и сделай... если тебе не трудно.
Иван (Ион): Ага, значит надо ждать, когда попросят.
Светлана: Человек сам знает. Тебе хочется вынести ведро — вынеси. А Мэри сама будет знать, что ты голодный сидишь полдня.
Иван (Ион): А вот в том-то и дело — никогда не хочется ведро выносить!
Светлана: Когда-то более-менее хочется. Если у тебя есть настроение, силы, ты не устал, ты выспавшийся и не больной.
Иван (Ион): Ты считаешь, для работы нужно настроение?
Светлана: Конечно! Я, например, первый день после поездки в люди ничего не делаю вообще. Хоть тут всё зарасти. На следующий день просто встаю и начинаю всё мыть сама, Леня уже четко это знает. Просто я уже себя изучила. Мне кажется, уместно оплачивать ребенку те работы, за которые ты бы все равно кому-то платил. Или с удовольствием заплатил бы. Как, например, домработнице, столяру, слесарю, сантехнику, швее.
Иван (Ион): Да, ребенок может сэкономить.
Светлана: То есть легче нанять ребенка, чем кого-то другого.
Иван (Ион): Да, от этого радость будет еще больше. Телевизор, допустим, мы могли бы сдать в ремонт, но можно сэкономить деньги и отдать их ребенку.
Светлана: С тобою всегда так и случается, у тебя бывает большая радость, если ты за час ремонтируешь то, что Леня никогда не надеялся отремонтировать, и пришлось бы ужасно долго переть в город. А вот ты жил у папы и тети Иры в Ноябрьске, тебе платили за работу?
Иван (Ион): Там стояла очень жесткая проблема, когда ребенка банально просили сделать какую-нибудь мелочь по дому, сходить в магазин, а он говорил: так дайте мне денег за это. У людей глаза, естественно, на лоб лезли. Есть будут все, еду ребенку дают бесплатно, а он требует, чтобы ему заплатили, ведь он сходил в магазин!
Ну, естественно, в той семье говорили: "Всё необходимое тебе обеспечивается, еда-одежда у тебя есть". В школу давали денег немножко, на буфет. А вообще-то, денег старались не давать, чтобы я не купил сигареты.
Светлана: Именно тогда ты и начал курить.
Иван (Ион): Начал пробовать. А, помню один эпизод. Я очень хотел компота, а мне сказали: съешь сначала суп, потом будешь есть компот. Очень жестко. Я стал говорить: не хочу супа, хочу компот. Тогда мне снова повторили: кушай сначала суп. И когда я скушал суп, то сказал фразу: "Где же мой заслуженный компот?". Был конфликт между мною, тетей Ирой и папой, оба они были очень недовольны. Кушаю-то я для себя. И тем, что поглощаю суп, приношу пользу своему здоровью и питаю свой организм, а не работаю.
Светлана: В общем, денег ты не получал никаких.
Иван (Ион): Нет, почему же. Мне давали, но требовали очень четкого и точного отчета.
Светлана: Чеками?
Иван (Ион): Когда говорил, что хочу яблочного пюре, мне давали деньги. Я должен был принести домой, а потом съесть.
Светлана: Тебя это угнетало как-то или тебе было пофиг?
Иван (Ион): Этот момент не помню. Да, кажется, я приспосабливался ко всем ситуациям, хотя доволен особо не был никогда. А доволен я стал только годам к восемнадцати. Научился быть довольным.
Светлана: А давай про то, как ты был недоволен чем-то, и как научился быть довольным.

Про отчима

Светлана: Ладно, теперь хочу спросить про Леонида. Ты бы мог его, в сущности, возненавидеть, как человека, который занял место хорошего такого папы.
Иван (Ион): Дело в том, что он пришел, когда я был мал, не успел себя осознать мужчиной в доме. И подмена папы отчимом пришлась на очень удачный период, когда мне было практически безразлично, кто будет уделять мне внимание.
Светлана: Чем больше людей любят ребенка, тем лучше для ребенка. У него помимо папы есть еще и отчим, помимо мамы есть еще мачеха, есть вместо двух бабушек — четыре. То что у него нет папы — так три дедушки, это, в сущности, все равно. Все сопли насчет того, что ох, нет папы или нет даже мамы, они в большинстве совсем беспочвенны.
Тебя любило много людей, а ты сейчас думаешь, что еще бы не помешало. А вот почему ты Леонида не возненавидел? Хотя он занимал твое жизненное пространство.
Иван (Ион): В детстве, лет в пять, я мог людей, с которыми ссорился, долго и очень злобно в душе проклинать, вполне сознательно желать им болезни, смерти. И даже перечислял болезни, которые желал им перенести.
К сожалению, пару раз сбылось, и я перестал проводить такие эксперименты. Но не помню, чтобы в адрес Леонида мысли подобные мелькали.

        О детских несчастьях

Светлана: Я вот думаю: если у ребенка есть крыша над головой, есть пропитание и есть человек, с которым можно поговорить о своих проблемах хотя бы пятнадцать минут в день, то этот ребенок счастлив и нагружаться родителям по поводу плохого воспитания незачем.
Люди, которых встречаю, чувствуют большую вину перед детьми, всегда, всю жизнь. За то, что детям недодали. Чувство вины просто омрачает счастье.
Иван (Ион): У ребенка совершенно другой мир, насколько помнится... У него есть крыша над головой, он сыт-одет — все воспринимается как должное. Он быстро к этому привыкает, и для него важными становятся солдатики, куклы и так далее. Не видел ни одного ребенка, который бы сказал: ах, как я счастлив.
Светлана: А он может не говорить, как он счастлив. Но все взрослые потом грустят, вспоминают свое счастье детское. Ребенок счастлив уже потому, что не может долго грустить.
Иван (Ион): Он счастлив с позиции взрослого, а с позиции ребенка счастлив взрослый — своей независимостью и всемогуществом. И вообще, о счастливом ребенке говорить бесполезно: ребенок слишком глуп для того, чтобы быть счастливым.
Светлана: А у взрослого угрызения совести...
Иван (Ион): Взрослый должен поступить, как моя мать. Говорить себе: я ребенку, по большому счету ничего не должен...
Светлана: ...кроме элементарных условий...
Иван (Ион): ...и спокойно жить. Ведь если он будет угрызать себя, то не сможет сам быть счастливым, а рядом с несчастливым человеком все остальные, конечно, тоже становятся несчастливыми.
Светлана: Я разве говорила, что ничего не должна, в десять лет, в двенадцать?
Иван (Ион): Была тенденция к этому.
Светлана: А кто таскал сумками фрукты?
Иван (Ион): Не говорю, что мне ничего не давали.
Светлана: Я считала — должна как раз до какого-то определенного возраста. Обычно до восемнадцати, но посчитала — до шестнадцати, ведь вместо пятнадцати минут разговора было примерно сто пятьдесят каждый день, это уж точно.
Иван (Ион): Кстати, Мэри, вспомни, ты себя ощущала хоть раз счастливым ребенком?
Мэри: Ощущения счастье у ребенка... ну если ему дать новую куклу, а потом тут же спросить, счастлив ли он? Последует ответ: да, счастлив, ответ будет касаться настоящего момента в настоящее время.
Иван (Ион): А если просто так его спросишь, он скажет: несчастлив — и назовет тысячу причин. А, мопед же еще обязательно нужен! "Ребята, ну как можно быть счастливым, если нет мопеда! Да я же не мужчина вовсе, вот посмотрите, сосед поехал, повез бабу на мопеде. На чем я ее сейчас могу прокатить? На велосипеде что ли?!". Ты помнишь?
Светлана: Да, помнится, ты очень переживал, казалось — без мопеда жизнь прошла впустую.
Иван (Ион): Очень унывал. Странно, Мэри приняла меня без мопеда.
Светлана: Было сказано: "Мопеда просто не будет никогда, это как я сама тебя в гроб положу".
Мэри: Для подростка счастье в том, чтобы не отставать от других в худшем случае, и быть лучше всех, в лучшем.
Иван (Ион): Поэтому и говорю: ребенок слишком глуп для счастья.
Светлана: А у вас были иногда ощущения беспричинного счастья в детстве? Когда идешь по поляне, цветы собираешь. Иногда я просто сидела в комнате, и на меня наплывало. Причем совершенно без причин, независимо от покупки куклы. Мэри вот кивает.
Мэри: У меня и сейчас бывает.
Иван (Ион): Это у женщин гормональное!
Светлана: У меня сейчас тоже бывает.
Иван (Ион): Все мы уже доросли до того возраста, когда романтичны, до причинного счастья. А в детстве, помню, случались моменты, когда я был чем-то очень взволнован. Например, вытаскивал очень большую рыбу. Или находил очень большой гриб. И вот эта радость от успеха побуждала кратковременные, но сильные вспышки счастья.
Светлана: Видишь, выяснилось — у девушек беспричинное счастье, а мужчине надо еще и какую-то победу одержать.
Мэри: Наверное, просто ребенок находится в постоянной атмосфере счастья, в эйфории. Всегда счастлив. И это для него становится постоянством, обыденностью.
Светлана: Ну, а в чем несчастье для ребенка? Раз уж мы тут философствуем. Вот мама умерла — это несчастье? Настоящее? Мне кажется, даже это ребенок достаточно быстро забывает и может пережить. Ребенок что, будем потом несчастным год ходить? Он погрустит немного и тут же побежит, запоет. Особенно, если ему игрушку купили.
Иван (Ион): Помню очень дебильный такой пример из жизни. Я нашел иностранную денежку и до того радовался, бегал всем друзьям ее показывал, какая-то... две копейки были польские. Ржавая старая денежка. Потом возился в куче торфа и потерял ее. Пришел домой и стал плакать.
Мачеха, Ирина, увидела и сказал: "Как тебе не стыдно, у тебя недавно умерла прабабушка, и ты не плакал, а сейчас потерял дурацкую польскую денежку и плачешь". Я подумал: действительно очень по-идиотски, что не плакал, когда умерла прабабушка.
Светлана: Это мир ребенка на самом деле. В сущности счастье — это беззаботность и покой в душе. Если у тебя нет дебильных родителей, которые ни минуты покоя не дают... Несчастье — это когда ни минуты покоя, когда у ребенка три начальника или десять, и все его гоняют. А он не может побыть наедине с собой.
Иван (Ион): У меня на глазах выросли дети, которые постоянно получали "звезды" от папы своего пьяного. Могли в любой момент отхватить, ходили под страхом "звездюлины".
Светлана: Тем не менее, вполне счастливые люди. Они ощущают это как данность: "У меня папа — пьяница". Они в этих обстоятельствах располагаются удобно.
Мэри: Знают, как можно вовремя убежать, увернуться от затрещины.
Светлана: Можно, например, сказать в школе: у меня папа был вчера пьяный, поэтому я не выучил уроки; так делал мой брат Александр.

        О жизни без мамы

Иван (Ион): Когда жил год в Ноябрьске, у меня было целых два начальника. Но я старался какие-то выгоды находить. Ноешь сначала одному про свою детскую проблему, а потом другому, они в результате поссорятся и вероятности больше, что ты получишь то, чего хочешь.
Светлана: К тому же можно у двоих сразу на мороженое выпросить.
Иван (Ион): А ты метод выдумала: еще слово скажешь — и не получишь просимого неделю, а еще слово — и месяц не получишь! Тут чувствуешь полную беспомощность. Настолько прижала, даже пикнуть не мог.
Светлана: Оказывается, так построена правовая система в Англии, кажется. Люди разводятся, и отец по постановлению суда может раз в неделю приходить к дочери. Но если он приходит не раз в неделю, а чаще, жена снова подает в суд, и ему говорят: "Ах так, ты нарушил, будешь теперь раз в месяц приходить к дочери". Если он опять нарушает, ему говорят: "Ты можешь приблизиться к дочери только на пятьсот метров. Не ближе". А если он приближается ближе, ему говорят: "А теперь можешь приблизиться к дочери только на километр".
Усиление наказание логическое, оно давно уже умными людьми придумано.
Иван (Ион): Ты утрируешь?..
Светлана: Нет, так и есть. Все очень строго. Попробуй только нарушь предписание суда. Помнишь? У тебя было безвыходное положение: ты или замолкал или... просто вынужден был замолкнуть. А в Ноябрьске было два начальника, можно варьировать. Я помню, ты приехал с зашитыми карманами на школьной форме, карманы на брюках были зашиты аккуратным швом.
Иван (Ион): А зачем зашивали карманы?
Светлана: А я хотела у тебя спросить. Наверное, чтобы мальчик руки не совал в карманы. Считалось плохими манерами, очевидно. Это очень сильно отличается от нашего воспитания.
Иван (Ион): Там обстоятельства семейные были немножко другие. Четыре человека в одной комнате жили. Один из которых — детский хирург, который оперировал ребенка, а мать этого ребенка ждала за дверью, когда он выйдет и скажет: умер ребенок или жив. Рядом с заплаканной мамой сидел красный от ярости папа-шкаф, готовый разорвать врача на куски, если тот не может спасти его малютку. И так несколько раз в сутки. А если умер по вине хирурга — прощай свобода, работа, семья. Одно неточное движение руки — и всё!
Светлана: Да, это ужасно, конечно. Я Константину часто говорила: это ненормальная работа, хирург должен очень много получать и очень много отдыхать, или увольняться. Так нельзя.
Иван (Ион): Это ой! Ему наверняка приходилось выходить и говорить: извините, ваш ребенок у меня под ножом умер.
Светлана: Ужасно, ненормально. И привыкнуть абсолютно невозможно. Тем не менее, Константин выбрал эту профессию. У него дедушка был хирург, Косте передали инструменты дедушки, родители тоже врачи. А Константин больше всего на свете, забыв про день, про ночь, про еду, любил ковыряться с железками, радиодеталями.
Иван (Ион): Он говорил, что это святое, нельзя никакого начальника к этому допустить.
Светлана: Такое отношение, по-моему, ему и сослужило недобрую службу. Он решил — работа может быть не очень любимой, а хобби — очень любимым. Почему?
Иван (Ион): Конечно, ему пришлось много сделать для людей и мало для себя. Пока не могу одобрить такую позицию.
Светлана: Кстати, под конец его жизни, когда мы встречались, он несколько раз говорил: "Я понял: работа — это всё фуфло, единственное важное в жизни — семья".
Иван (Ион): А я его спрашивал, кстати, почему он не сменит работу, он сказал: сейчас уже не может. "Я единственный детский хирург во всем Ноябрьске и в округе".
Светлана: В результате сейчас ни детского хирурга, ни отца для сына и дочери, ни мужа для тети Иры, ни сына для твоей бабушки , ни хорошего друга для многих людей, ни классного мастера, который радио занимается.
Иван (Ион): Так или иначе, он был одним из жителей той квартиры. Маленькая сестра Маша, которой свойственно было болеть, падать отовсюду, кричать, не спать ночами. Она, по идее — главная в доме. Третий — я, который считал, что должен быть главным всегда и везде, мне должно уделяться все внимание и любовь со стороны родителей.
Восемь лет, как раз такой возраст, когда постоянно хотелось шухерить, бегать по стройкам, всё взрывать по возможности, что взрывается, поджигать всё, что горит. То есть обязательно иметь свободы настолько много, насколько ее много может имеет живое существо. И там, конечно, раннее увлечение девушками, весь этот неспокойный период.
Четвертой же была тетя Ира, мачеха, которую можно понять. И я, честно говоря, не знал, зачем она согласилась взять меня к себе. У нас бывали конфликты, нередкие. Не из-за того, что я неродной сын, но забыть об этом, наверное, невозможно в общении с ребенком. Он не твой, во-первых, во-вторых, он сын не очень-то любимой той женщины. Сын первой жены твоего мужа.
Но Леонид, по-моему, уникальный человек в этом отношении. Они с отцом всегда общались дружественно, играли в шахматы. Надеюсь, не только при мне.
Так вот, эти четыре человека были вынуждены постоянно жить в однокомнатной квартире. Меня приходилось заставлять читать насильно, ходить в библиотеку. Жрать ничего не хотелось, кроме вкусного, в Тараскуле я не обязан был есть то, что мне не хочется. А в семье медика достоверно известно, чего и сколько надо съесть.
Светлана: И всё с хлебом!
Иван (Ион): В Тараскуле садился за стол, когда мне хотелось. Или лез в холодильник и чего-нибудь съедал. Или нажаривал "яичницы-слепуньи".
Светлана: Быть голодным лучше, чем хлеб с майонезом трескать. Я так считаю.
Иван (Ион): Голодным быть сейчас не люблю, но зато добровольно голодаю. Ну а в Ноябрьске мне, конечно, приходилось садиться за стол, когда нужно, есть то, что нужно.
Светлана: Там тебя, наконец-то, научили читать, а до этого времени ты ехал на моей шее. Я читала тебе все эти семь лет, очень много. Очень благодарна: научили читать, пусть из-под палки какой-то. Белой, кажется.
Иван (Ион): Писатель наверняка должен уметь читать. Тогда я уже был писателем, диктователем вернее. Диктовал "Просто Ваньку", а читать сам не умел. Хотя в школе учился, и буквы знал. Но к занятию этому трудоемкому душа не лежала.
Ну о чем еще можно вспомнить? Конечно, в Ноябрьске появилось множество разных соблазнов, и свободы предоставляли побольше, чем в семьях моих знакомых. Я какую-то часть времени был представлен сам себе, ходил везде. Но конечно, не мог оценить эти красивые места, поскольку ребенку они сугубо пофиг.
Единственное, что интересовался особо — камнями под ногами, халцедоны красивые разглядывал, агаты. Помню, отец занимался со мной часто рыбалкою, фотографией, музыку учил слушать.
Светлана: Он с тобой какую-то зарядку дыхательную делал.
Иван (Ион): Да, все его свободное время мы проводили вместе. Постоянно то на охоту, то в лес, то по грибочки ходили.
Светлана: Любовь у него к тебе была искренняя, ее нельзя назвать ненормальной, как у меня, которую не разглядеть, якобы, никак. Любовь выражалась открыто и прямо в этот период. А случались другие периоды, когда его дома ждала, сидя с тобой больным без денег и без продуктов.
Иван (Ион): Сколько лет мне было?
Светлана: Три года, ты очень болел, когда из больницы я тебя забирала. Ну, после развода он не любил захаживать к нам. Приходилось тебя водить в больницу к нему поздороваться. Он объяснял — очень тяжело морально в бывший дом ходить, его можно понять...
Хочу вот спросить. Ты разлучился с мамой, со мной, то бишь, тогда примерно на год. Хоть мы приезжали один раз. До этого со мной не расставался больше чем на два-три дня никогда. Для тебя это была трагедия, ты скучал, плакал по ночам? Думаю, ничего подобного?
Иван (Ион): Нет, по ночам, конечно, спал. Но скучать да, приходилось частенько. Когда вспоминал моменты нашего с тобой большого веселья. У меня начинало формироваться к тебе такое отношение, как сейчас к отцу. Поскольку мы с тобой встречались редко, ты мне покупала вишневый нектар.
Светлана: Я уже смеялась, когда ты мне говорил, что начал курить.
Иван (Ион): Это уже были проблемы моего отца, он меня воспитывал, за меня отвечал.
Светлана: Я такая милая, мы такие были замечательные. Приезжали, покупали подарки. Это было классно. Могу сказать: у меня тоже были большие эмоции по поводу твоего отъезда.
Иван (Ион): О! Это очень интересно, расскажи!
Светлана: Сшила тебе красную рубашечку, помню, на пуговках на беленьких, в которой ты потом снимался в программе "ВиД". Красненькая рубашечка. И когда шила, у меня периодически слезы выступали. Но я себе говорила: нельзя никаких эмоций допускать, ничего не произошло. И была уверена — ты вернешься очень скоро.
Если бы не эта уверенность, я тебя бы никогда не отдала. Я бы тебя никогда не отдала насовсем — это просто исключено. Я была уверена стопроцентно — ты вернешься, может не через год, а через два.
Сложилась настолько безысходная ситуация, мы крутились на одном месте. А надо книгу написать. В общем, как-то прорваться через колесо безденежья, уроков, мытья полов в санатории и всего-всего. Мы просто не могли двинуться вперед.
Иван (Ион): А кому принадлежала идея отдать меня в Ноябрьск?
Светлана: Идея принадлежала Константину. Они с Ирой приехали перед первым классом и предложили, чтобы ты поехал туда, к ним. Но с условием — насовсем. Я сразу отказалась.
Иван (Ион): А зачем я им понадобился?
Светлана: Они не объясняли, но думаю — тут квартирный фактор. Они бы получили квартиру. А так они и квартиру не получили, и тебя пришлось им забрать через год, и жить в однокомнатной. Они об этом не говорили, хотя я сразу сказала: "Костя, если тебе это поможет в материальном плане — то Ивана забирай на какой-то срок, чтобы решить проблему с жилплощадью. Я же понимаю". Он ответил: "Нет, нет, квартира ни при чем".
Иван (Ион): Думаю, и фактор страха перед экспериментальным воспитанием сына нельзя сбрасывать со счетов.
Светлана: Потом мне кто-то сказал — им светила трехкомнатная квартира.
Иван (Ион): А книга "Я просто Ванька" уже существовала?
Светлана: Ее надо было написать. У нас лежали какие-то черновые наброски, мы работали дворниками и поломоями.
У меня начиналась депрессия... Но я человек, который не может быть несчастным, стала искать выход, написала Константину: со второго класса он тебя может забрать, объяснив еще и тем, что школа тут не очень хорошая. Я тогда к школе серьезно относилась. И думала — там хорошая школа будет, в Ноябрьске. Видела, что не могу и не хочу с тобой школьной учебой заниматься.
Константин горел желанием тебя воспитывать, а мне нужно было год выиграть. И я его выиграла.
А потом летом приехал ты и, проснувшись утром в Тараскуле, сказал мне...
Иван (Ион): Вот это помню, этот момент помню.
Светлана: "...хочу остаться у тебя".
Иван (Ион): Мне еще прочитали книгу "Я просто Ванька".
Светлана: Рукопись? Вслух?
Иван (Ион): Да, в конце я зарыдал.
Светлана: Почему я была уверена в твоем возвращении? В первом классе не совсем очевидно, а вот ко второму классу я сделала из тебя (или ты сам стал) полностью своего ребенка. Ты знал, что такое свобода, что такое болтовня, бесконечный смех. Этот праздник души, который у каждого мыслящего человека на первом месте стоит после жратвы, когда можно поболтать от души, похохотать вдвоем, втроем. Кажется ерундой, но когда этого лишаешься, то испытываешь большой голод.
К тому времени ты уже надиктовал нам книжку. В первом классе уже понял, что такое кайф разговора, сочинения, придумки, кайф радости творчества. Я знала — от этого не сможешь отказаться.
Иван (Ион): Значит, папу обманула?
Светлана: Было честное сражение. За душу.
Иван (Ион): Выходит, я продал душу за праздное веселье да свободу от трехразового питания! Но уговор-то все-таки был, что меня насовсем забирают.
Светлана: А иначе бы Константин тебя не взял. Но я же не собиралась тебя сманивать.
Иван (Ион): И как ты думаешь, почему же я вернулся?
Светлана: Не потому, что у отца было плохо. А просто ты опять почувствовал дух свободы, болтовни, удовольствия.
Иван (Ион): Видимо, решение в таком возрасте принимают интуитивно, а не по хитрому расчету. Видимо, что-то внутри меня подсказывало: в семье, все-таки должен быть один ребенок. Самый главный.
Светлана: Если бы не было Марии, возможно, ты гораздо лучше бы прижился. А действительно там началось твое курение?
Иван (Ион): Это было чисто возрастное. Когда я приехал сюда...
Светлана: Ты продолжил.
Иван (Ион): ...спер у Леонида из погреба бутылку вина; он припас чтобы расплачиваться с грузчиками, которые привозили песок и навоз. У него еще были сигареты индийские, которые выдавали по талонам. Всё это я весело воровал, и с соседями мы курили. В общем, беспредел был полнейший. Как вы только терпели. Ужас!

        О пережитых глупостях

Светлана: Ладно, продолжим: курение и другие кризисы. Ты был пойман с пачкой сигарет в портфеле и мною бит, но мало. Потом пришлось и добавить.
Иван (Ион): Помню это случай. В сельской школе оказалась компания из Тараскуля. Там заправляли мальчики постарше меня на годик и на два. Ну мы, естественно, все любили сбежать из школы и резвиться на ферме, на сеновале, рыть ходы всякие. Ну и, естественно, все курили.
И однажды я прозевал школьный автобус, который из школы увозил в Тараскуль детишек, пришлось добираться на попутных машинах. Ну и  мой друг (как считалось), взял и зачем-то рассказал вам. Видимо, вы начинали волноваться: автобус приехал, а меня нет. Страсти накалились, и он всё выложил — мы сбежали из школы и где-то курим на сеновале. Ты сразу, как только я домой зашел...
Светлана: Ну да, в портфель полезла. Нарушила все права человека.
Иван (Ион): Да, ко мне сразу же залезла в портфель и нашла пачку сигарет, которые назывались "F6" почему-то. Немецкие сигареты, очень большой дефицит, купил их, потому что зарабатывал достаточно.
Светлана: Там была еще бабушка Антонина... Ты получил большого пинка хорошего, за что мне крайне стыдно сейчас. Но интересно, без своей матери я бы этого не сделала, почему-то ее присутствие вынудило меня стать не такой, как обычно бываю.
Иван (Ион): Но ты же потом навалила мне и без матери. Позже.
Светлана: Второй раз да, когда застала тебя курящим с братом тети Иры, в квартире бабушки Антонины. Решила закрепить воспитание ремнем, и пару раз даже приложилась, но у меня Леня отобрал ремень, ты ему до сих пор премного благодарен, наверно.
Иван (Ион): У меня никакого эмоционального следа не осталось от того случая.
Светлана: Во всяком случае, очень сильно извиняюсь, сейчас я бы не стала так делать. Следующий твой кризис, был алкогольный?
Иван (Ион): Нет, но могу тебя насчет сигарет огорчить.
Светлана: Знаю, ты еще несколько раз закуривал. Давай, расскажи, признайся наконец-то.
Иван (Ион): Период курения у меня только в сентябре закончился.
Светлана: В этом, что ли?
Мэри: Мы вместе решили.
Иван (Ион): У меня это как-то периодами начиналось и заканчивалось.
Светлана: Ну ясно, в хорошую жизнь заканчивалось, в плохую начиналось?
Иван (Ион): Да, совершено верно. Ну, ты сама прекрасно знаешь по своему опыту: в кризисных ситуациях человек срывается. Поскольку курить для моего здоровья явно вредно, во-первых...
Светлана: В общем, пока ты сам не понял...
Иван (Ион): Да, пока сам не пришел к такому выводу. Еще было ужасно, Мэри тоже...
Светлана: То есть, когда другой человек курит тоже...
Иван (Ион): Очень мерзко, да. Ну, я просто со стороны увидел: неприятный запах изо рта курящего человека — раз...
Светлана: Зубы, за которые приходится тысячи платить.
Иван (Ион): Да, плохие зубы — это два, огромные деньги на сигареты — это три, постоянное несоблюдение гигиены места, где ты живешь. Зависимость — это пять. А сколько еще времени уходит — пока выйдешь покурить... И постоянно пожары случаются, опасность — это семь. Да и от родственников скрываться... Короче, вот эта совокупность причин.
Светлана: Но главное-то, все-таки, здоровье было? Личное?
Иван (Ион): Слушай, да черт его знает...
Светлана: Или желание Мэри отвратить?
Мэри: Мне лично просто надоело! Куришь одну, другую, а удовольствия уже как раньше не получаешь.
Иван (Ион): Да, это нестильно и немодно. Во-первых, это попса — все курят. И, в принципе, хорошего-то ничего нет.
Светлана: Ну ты говоришь банальные вещи, которые все и так знают.
Иван (Ион): А тут ничего оригинального быть не может, к сожалению. Само курение банально.
Светлана: Тогда какая последняя капля была? Вы заранее решили?
Иван (Ион): У меня начинались проблемы с дыхательной системой, у меня падал тонус. Не то чтобы очень явно, но я замечал — ухудшения связаны с периодами, когда покуривал. И после скачка доллара в 98 году сигареты стали очень дороги. Если до этого кризиса я мог себе позволить курить…
Светлана: Все-таки, кризисы иногда полезны бывают.
Иван (Ион): ...то после кризиса решил: нефиг.
Мэри: "Плохие" и относительно дешевые сигареты не хотелось курить. А "хорошие" стоило дорого.
Иван (Ион): Когда мне стукнуло шестнадцать лет, мы с тобою, Света, стали жить по отдельности, и ты никак не могла меня контролировать. Единственное, на что тебе оставалось рассчитывать — на мой здравый смысл, никаких других способов у тебя уже не было.
Светлана: А ни у кого нет. Я и формировала у тебя здравый смысл и жизнелюбие. Вот оно сыграло и всегда сыграет.
Иван (Ион): Ага, я не сяду в глубокую задницу, благодаря этим качествам. Героином всяким колоться не начну.
Светлана: Да, благодаря еще тому, что голова не забита всякими науками. Есть где поместиться здравому смыслу. Хорошим мыслям.
Иван (Ион): Ну а у тебя отец? Наверное, тоже не хотел видеть тебя в объятиях табачного змея? Но у тебя случалось. Периодами.
Светлана: Да, я курила весь институт. Потом, когда приехала в Тюмень, периодами. Когда жила с Константином, с бабушкой Аидой — просто не было компании. Куришь-то всегда в компании. Особенно женщина, с подружками она может выкурить пачку, а дома ни одной сигареты.
Следующий заход я сделала, когда Леонид к нам пришел жить. Там было всё волнующе, мы вечером садились на кухоньке, доставали бутылку сухого вина. И я стояла перед форточкой и курила. Мы все время что-то обсуждали. Попивали бутылку сухого вина, потому что жизнь была достаточно грустная, столько навалилось неприятностей. Мы вдвоем против всего мира, который против нас объединился. И мы проскочили этот суровый период.
Потом я просто перестала, когда переехали в Тараскуль, даже еще раньше. А! Я просто дошла до такой точки, что не могла ни курить, ни дышать плохим воздухом, ни громко разговаривать.
Иван (Ион): А Леонид курил тогда?
Светлана: Ну, меньше меня. Так, побаловался.
Иван (Ион): Он зависимостью не страдал?
Светлана: Абсолютно нет. Я дошла после этого развода и свадьбы до такого состояния (и с твоими болячками)... У меня невроз открылся настоящий. Болела голова все время, я просто не могла курить, потому что она еще сильнее болела.
Иван (Ион): То есть, тебе организм велел...
Светлана: Организм сказал: хватит! Да. И потом постепенно годами шло возвращение в нормальное состояние, отказ от колбас, от жареного. В общем, возврат к здоровью.
Иван (Ион): А сейчас, когда закуриваешь раз в год, у тебя какие ощущения в организме?
Светлана: Потом закуривали, может, раз в год. Иногда волнуешься, сидишь у какого-нибудь начальника, он закуривает, ну и ты закуриваешь. Вот с губернатором, по-моему.
Иван (Ион): Это еще сближает как-то.
Светлана: Нет, еще какая-то тяга оставалась. А теперь никакой тяги.
Иван (Ион): А ощущения организма, когда ты в последний раз закуривала?
Светлана: Какая-то гадость! Могла закурить иногда, но как только делаю первую затяжку, тут же плююсь. Сразу ощущение головной боли, ощущение того, что попала в ужасное место, где душно и где плохо пахнет. В общем, нормальные ощущения здорового человека. Я перестала курить только после того, как у меня в жизни все наладилось. Мне просто не стало хотеться, ведь курение — это некая радость, эмоция хорошая. Как вкусная еда, как выпивка. У меня другие наркотики появились.
Иван (Ион): Надеюсь, у меня стало все хорошо в жизни раньше, чем у тебя.
Светлана: Если вы сейчас начнете ругаться, я уверена, что вы оба опять закурите...
Замолчали!
Иван (Ион): Вот видишь, Мэри, какой диагноз!
Светлана: Мы с тобой когда поругались, тебе было восемнадцать лет, я выкурила пачку. А ты четыре выкурил, сказал. Потом друг другу признались.
Иван (Ион): Да, очень поругались. Мне, наконец-то, купили квартиру, вернее, сняли. Которую я так ждал.  И тут внезапно появляетесь вы с Леонидом, и начинаете жить целую неделю, командовать. Грубо меня вырвали из реальности и вернули в беспомощное детство. Я что-то даже сказал тебе тогда...
Светлана: Ну ты сказал: вообще-то это моя квартира.
Иван (Ион): Да, выдавал желаемое за действительное, а ты не могла отнестись ко мне снисходительно.
Светлана: Теперь про алкоголь вспомним.
Иван (Ион): Известно — у меня ужасная наследственность от дедушек — и от того, и от другого. Хотя одного дедушку я не застал..
Светлана: Именно по этой причине.
Иван (Ион): А о другом дедушке, Альбине, говорят — большой любитель был, хотя сам я не помню его в нетрезвом виде.
Светлана: Сейчас он не пьет.
Иван (Ион): Однажды в Тараскуле я решил: надо попробовать напиться водки. Были двое старших моих приятелей, один из них фигурировал в книге "Я просто Ванька" как Сергобеж. На самом деле это вполне реальный герой.
Вы с Леонидом утром уехали в город. И вместо школы мы где-то спионерили бутылку водки и выпили. Дома, в нашей с Леонидом комнате. На каком-то моменте я уже полностью перестал соображать, что делается вокруг. А второй участник пьянки был еще старше. Но тоже "друг" с детства. Не отличающийся образцовым поведением, сбегал из дома, воровал и так далее. В общем, в компании двух таких субъектов проходила моя первая пьянка.
Естественно, мы курили в комнате, всё разбрасывали, включали музыку громко, творили полный беспредел. В общем, я упал без чувств, напившись.
Когда вы вернулись, сказал — ужасно болею, плохо себя чувствую. Потом обнаружилось, у меня пропали многие вещи из комнаты: "друзья" прихватили с собой. Воспоминания о первой пьянке у меня были мерзкие, и я решил не пить.
Но со временем я стал вращаться в кругах молодежных, где пьянство принято, потому что — Россия. Естественно, нельзя отстать от своих сверстников в количестве выпитого алкоголя. Нельзя потерпеть поражение и выпить меньше, чем они, показать какую-то отсталость от них.
И годам к пятнадцати, когда я начал учиться в городской школе, это стало уже постоянно.
Светлана: Не видела тебя пьяным ни разу.
Иван (Ион): Ну естественно.
Светлана: А, тебя бабушки покрывали, вот в чем дело. И ты к ним предпочитал являться.
Иван (Ион): Ну да. Потом, когда началась самостоятельная жизнь, я стал анализировать свое состояние под алкоголем и наткнулся на такие выводы. Во-первых, теряется контроль над организмом и над личностью вообще.
А я после смерти отца ни с кем в компании не могу расслабиться — мой друг  либо слишком слаб, чтобы в его компании расслабляться, либо слишком равнодушен ко мне. Я из-за этого постоянно привык держать ситуацию под контролем.
Светлана: Инстинкт самосохранения: зачем расслабляться в ненужных местах?
Иван (Ион): Под алкоголем можно совершить много деяний, о которых потом, в трезвом состоянии приходится пожалеть. Ударить кого-нибудь — тянет на подвиги, или наговорить каких-нибудь глупостей.
Светлана: Да. Это все знают. Жениться можно.
Мэри: Рассказывали такой случай: Ион, напившись на дне рождения, встал посередине комнаты и стал рычать. Все очень испугались.
Светлана: Кстати, пьяниц в Тюмени стало меньше, это тоже последствия кризиса.
Иван (Ион): Невозможность себя контролировать, агрессивное отношение к окружающим, безудержность движений и так далее. И потом, — за свои же деньги ты утром испытываешь невероятные мучения.
Светлана: А! Головная боль! Сейчас если выпиваю не глоток, а два глотка, у меня начинается головная боль через несколько часов. Поэтому, когда мне говорят, что вино — полезная вещь, я не верю, на моем чистом организме видно, как отправление стопроцентно проявляется.
Иван (Ион): Небольшое количество пива...
Светлана: На твоем организме, пока еще грязном, не проявляется.
Иван (Ион): Но это нельзя сравнивать с состоянием напившегося человека.
Светлана: Да пей вино свое! Я не против. Я просто не "за".
Иван (Ион): Ну подожди, я же рассказываю. Что еще меня оттолкнуло от пьянства: запах перегара, и естественно, финансовая сторона.
Какая-то своеобразная братия создается: сначала тебе кто-то наливает, потом ты должен кому-то наливать. Утром похмелье, плавно переходящее в следующую пьянку, и так до вечера. На следующее утро то же самое. Зависимость, как от сигарет. А в зависимости приятного очень мало, потому что хочется разнообразия в жизни.
И сначала я решил — вообще не буду больше алкоголь употреблять, это все кал. А потом понял: все-таки, есть напитки прикольные, я их отношу к числу аристократичных и интеллигентных. Кроме пива есть вино, которое, по сути, сходно с соком фруктовым, просто немного хмельным. Скажем... ну вот как ты употребляешь, по каким-то особым случаям. Своевременно и умеренно.
Светлана: Ну да, у нас бутылка дорогого портвейна в год уходит, даже меньше бутылки.
Иван (Ион): А водку в рот не беру уже несколько лет. Очень сомневаюсь, что меня можно заставить снова пить этот невкусный, неприятный напиток, к тому же с таким ужасным эффектом. Ты, Мэри, почему не пьешь?
Мэри: Я напилась, конечно, пару раз в жизни. Ну, раза три — максимум. Просто нету тяги к этому.
Иван (Ион): Это хорошо, потому что женский алкоголизм неизлечим!
Светлана: Глупый организм неизлечим, а все остальные организмы излечимы. Кстати, никак не могу понять, почему твой дед, Иван Ермаков, так рано умер? Только потому, что у него якобы организм был слишком привержен к водке? Все условия для счастья и счастливой жизни! Одна дочь такая чего стоит! А внук, которого он так и не увидел, чего стоит!  А жена, бабушка Антонина, веселая! Много радостей, а он зачем-то умер в пятьдесят лет.
До сих пор недоумеваю, считаю — пока человек живой, он может с собой сделать всё. Ну, если захочет. Но очевидно, отец не хотел.

        Про  будущих детей

Иван (Ион): Не знаю, с какой позиции подходить к воспитанию, это будет во многом интуитивно, на уровне инстинктов.
Светлана: Вот я тебя воспитывала по принципам, которые сейчас расскажу. Первое. Родители обычно относятся к тринадцатилетнему человеку, как к десятилетнему, то есть запаздывают. Человек уже вырос, уже считает себя более взрослым, а у родителей требования к нему, как к десятилетнему, и это очень раздражает подростка, порождает конфликты и непонимание.
Мэри: И комплексы.
Светлана: Так называемой трудный возраст случается не у детей, а у родителей, которые настолько отупели, что не могут понять — гораздо умнее относиться к тринадцатилетнему, как к шестнадцатилетнему. То есть опережать подростка, относиться к нему с большим почтением.
Мэри: Естественно, с большими требованиями?
Светлана: С большим пониманием. При этом не забывать, естественно, ребенок — существо многоплановое. В чем-то ему еще восемь лет, а в чем-то уже двадцать пять. Но все-таки какая-то средняя величина есть.
Иван (Ион): Согласен. Переживал на своей шкуре такое отношение. Очень часто мне приходилось говорить: "Ну что вы делаете, мне же еще тринадцать лет, в конце концов, как можно требовать такое от ребенка?".
Светлана: Но ты сейчас не можешь вспомнить, от чего так ужасно возмущался. А если бы к тебе относились как к десятилетнему, ты бы хорошо запомнил, потому что это детей забивает. Сверхопека, сверхнотации, сверхглупости всякие. Сверхопасения.
Иван (Ион): Нет, свободой своей не возмущался никогда, я только требованиями...
Светлана: Но я про свободу, ведь это определяющее в жизни человека. Понятие свободы.
Иван (Ион): В порядке свободы, безусловно, я чувствовал себя неплохо, но всегда огорчался от отсутствия собственности.
Светлана: До сих пор огорчаешься. Как впрочем, и я. Хотелось бы иметь личный телевизор... Ну ладно. Вот второй мой принцип воспитания. Старалась не поднимать за тебя тяжести, которые ты мог поднять сам.
Иван (Ион): В принципе, это правильно, если учесть, что ты вырабатывала мое отношение к женщине.
Светлана: Не только к женщине, не в прямом смысле тяжести, а вообще. От жизни тебя не загораживали. С тобой велись взрослые разговоры, безотносительно, подошел у тебя возраст или нет. Мы, кстати, стали рано о сексе говорить, как только ты сам захотел.
Иван (Ион): Но мне всегда стыдно было заводить такие разговоры, и до сих пор я не могу сказать плохого слова при вас. Матом ругать врагов.
Светлана: Потом, когда ты мог уже подметать в комнате, я за тебя не подметала. Никогда уборку в твоей комнате не делала?
Иван (Ион): Ты не делала никогда.
Светлана: Не делала, а могла только сгрести все, что там...
Иван (Ион): Нервно.
Светлана: Если мне бардак надоедал в какой-то момент. Но если б ты жил не с Лёней, а один, меня бы твоя грязь не волновала. Просто ее не было, этой комнаты, у тебя, к сожалению.
Дальше. Я тебе не стирала. Ты устроился — тебе стирали бабушки, но это их личное дело. А я уже считала ниже своего достоинства стирать штаны, которые может сам мальчик постирать. Наверняка ты возмущался. Или даже сейчас возмущаешься.
Иван (Ион): По крайней мере хорошо, что с очень раннего возраста я научился это ценить. Очень.
Светлана: Тебе не подавалось блюдо первое — второе — третье: "На вот, поешь, очень прошу". А если я тебе готовила, ты взамен должен был что-то сделать, соответствующую услугу. Если я потратила на тебя свое время, то почему бы тебе не потратить на меня?
Иван (Ион): Помнится, я это переносил неплохо. К деловой договоренности относился вполне лояльно.
Светлана: Представляю, как были потрясены таким отношением к еде твоим знакомые! Тебе никто не готовит, не подкармливает и более того, тебя еще никто не приглашает поесть.
Иван (Ион): Знакомые удивлялись, когда приходил к ним с голодными глазами. По сей день, когда мы ходим с Мэри в гости, у меня все время голодные глаза.
Светлана: Надо меньше компьютеров покупать... А нравится ли тебе принцип: не делать за ребенка того, что он может сделать сам? Кажется банальным, но никто не внедряет в жизнь.
Иван (Ион): Как будущий отец, конечно... Меня этот принцип вполне устраивает. Так и надо, ведь ребенок, скотина, дохода никакого не приносит в семью, и нет никакой гарантии, что будет его приносить. В восемнадцать лет возьмет и уедет в Америку к такой-то матери. И всё.
Светлана: А как тебе нравится мое высказывание: все дети делятся на свиней неблагодарных и свиней благодарных? Ты относишься к свиньям благодарным? Согласен с этим?
Иван (Ион): А что я, собственно, сделал такого, чтобы считать меня благодарным? Во-первых, я отношусь к родителям, как мне подсказывает моя внутренняя природа. Во-вторых, я бы с удовольствием общался с вами больше, но прекрасно понимаю — у вас лимит времени, вы не всегда можете приехать или принять нас в гости.
Светлана: Потрясающая речь, редко можно услышать от человека двадцати одного года, что он хотел бы с родителями общаться больше.
Иван (Ион): Мы рано расстались, и теперь есть многие вещи, в которые я хотел бы тебя посвятить, в аспекты нашей жизни. Или тебя послушать. Видишь, вот сейчас мы беседуем, оказывается, ты мне еще очень многого не рассказала. Тем более, Мэри.
Светлана: Выяснилось — с нами интересно разговаривать. Это определяет ценность человека.
Иван (Ион): И не только потому, что вы разумные и интересные люди, но еще и потому, что вы родители.
Светлана: Еще пожрать дадут.
Иван (Ион): Ну... да, спасибо!
Светлана: А как обычно ваши друзья говорят про родителей?
Мэри: Один знакомый говорит: "Ничего от них не надо, только бы деньги  вытрясти".
Светлана: Быстро забежать за деньгами.
Мэри: А еще и поругать своих родителей на показуху — шиком считается.
Иван (Ион): Очень бы хотелось еще, чтобы Леонид приехал к нам...
Светлана: Да приедет!
Иван (Ион): Вот ты приехала один раз, в следующий раз приезжайте вдвоем.
Светлана: Да приедем обязательно!.. Я еще раз прочитала твою книгу "Дневник 16-летнего"
( в первом издании - "Дневник несчастного ребенка"). И там мы — какие-то досадные недоразумения, досадные помехи на пути к твоей хорошей жизни.
Иван (Ион): Да, бабушка то же самое сказала, прочитав книгу, насчет себя. Мол, бабки только мешают и постоянно хотят лечить. А то, что они личности, об этом не упоминается.
Светлана: Ты описал чудесный период в жизни ребенка, который, наконец-то вырвался на свободу и гипертрофированно любит друзей. Соответственно гипертрофированно...
Иван (Ион): ...ненавидит всё, что ему надоело дома. Сейчас у меня период, когда я замкнулся в нашей с Мэри семье, то есть в паре. Когда мы стали, наконец-то, существовать вместе.
Светлана: Ясно. А когда у тебя прошло чувство, что родители — какие-то гнусные существа? Хотя на самом деле ты всегда с удовольствием разговаривал с нами сколько угодно. Но тем не менее такой период отторжения был?
Иван (Ион): Ты знаешь, исчезли негативные эмоции в адрес тебя и Леонида, когда у нас полностью разрешилась жилищная проблема. Когда вопрос уладился, напряжения и материальные, и моральные у нас исчезли. Я вырос, перестал считать вас какими-то должниками передо мной. Что вы должны меня кормить, обстирывать, одевать и так далее. Обеспечивать.
Светлана: Хотя мы вполне участвовали в твоих квартирных проблемах.
Иван (Ион): Безусловно, вопрос разрешился. Урегулировался. После этого осталось всё только хорошее.
Светлана: В общем, когда убралась территория, на которой топчемся вчетвером. Поэтому я тебе сегодня и сказала: с удовольствием предложила бы построить вам дом у нас на задворках, но дала себе и Леониду клятву всегда жить только вдвоем в доме и во дворе.
Иван (Ион): К этому я отношусь с пониманием.
Светлана: С пониманием, потому что сам бы так сделал?
Иван (Ион): Быть может, мы купим машину когда-нибудь и будем без труда видеться по необходимости, по желанию, приезжать в гости.
Светлана: Теперь самый главный вопрос. Ну, не главный, но кодовый, который часто задаю людям. Должен ли ты мне? Ну Леониду, скажем, понятно, не должен.
Иван (Ион): Думаю, у меня нет нужды об этом задумываться, потому что...
Светлана: Потому что ты умрешь первый, с пельменем в зубах.
Иван (Ион): ...не наступил еще период, когда ты нуждаешься в моей помощи и отдаче.
Светлана: В стакане воды.
Иван (Ион): Да, в стакане воды. У меня есть бабушки, которые являются виртуальной моделью моей престарелой матери в будущем, не так ли?
Светлана: Да нет, никогда не буду такой, ты что! Даже близко. Может, я буду плохо ходить или плохо видеть...
Иван (Ион): Расхрабрилась...
Светлана: Ну в жизни все бывает, упадет кирпич на позвоночник!
Иван (Ион): Да, совершенно верно. Но человек, у которого есть голова, в состоянии сделать так, чтобы ему с удовольствием помогали. Если даже парализован, он в состоянии говорить, думать, помнить... Сказки рассказывать. В общем, каждый человек в состоянии что-то делать. За исключением одного случая — когда мертв или впал в коматозное состояние. Но это уже отдельный разговор.
Светлана: Но ведь зная меня, ты уже догадался — я никогда не поставлю себя в состояние зависимости.
Иван (Ион): К сожалению, не могу твоей уверенности разделять, потому что не так хорошо знаю тебя, во-первых. Во-вторых, я все-таки уже немного знаю жизнь, и думаю, загадывать на будущее — занятие бесполезное. Тебе будет очень неприятно, если такое случиться, для тебя это принципиальный вопрос. Но думаю, как я меняюсь с годами, так и ты будешь меняться.

Послесловие

                                   Настоящих мужчин воспитывают настоящие женщины;
                                   даже если они  незнакомы.
            Цитата из нашей жизни

Вот встретили мы на улице  свою приятельницу. Первый ее вопрос: как дела, а второй… Второй, почти всегда: как Иван?
Мы долго недоумевали, почему наш Иван так всех интересует? Наконец, объяснили это так: люди привыкли думать, что у умных родителей умные дети, а у счастливых – счастливые.
Кроме того, у всех наших приятельниц ( да и у неприятельниц) материнский инстинкт так силен, что собственное счастье для них немыслимо без счастья их ребенка.
Сами-то мы думаем, что глупо ставить свое душевное благополучие в зависимость от благополучия другого человека, если он не живет одной жизнью с тобой. А у ребенка, как известно, своя жизнь.
Но спорить не будем, а просто расскажем, как Иван? И как Борис? И как Глеб?
                                        - - -
Главный наш принцип в отношениях с выросшими детьми: поможем, но только советом.
                                                             - - -
Глеб окончил финансовое отделение колледжа и работает менеджером по продажам автомобильного оборудования. На заработанные деньги поступил в университет, сам оплачивает свое заочное обучение. После письма Леонида (97-ой год) хлопот и неприятностей Глеб нам не доставляет.
Всегда доволен жизнью и вообще, жизнеустойчивый. Самый искренний из троих.  Любимец мужских и женских компаний.
                                               - - -
Борис никогда и не доставлял неприятностей; спокойный, ироничный парень. Какой-то девушке очень повезет с ним; в серьезных делах он – символ надежности. У него уникальный юмор, и это сокровище показывать не спешит.
Окончил  нефтегазовый университет. Работал на фирме, где за полгода, вроде бы, исполнил давнюю мечту: опекал полсотни компьютеров. Но потом дела пошли так, что Леонид посоветовал ему уволиться. Он уволился, 10 месяцев искал работу, наконец нашел, и тут его призвали в армию. Сегодня Борис служит лейтенантом в ракетных войсках.
    ---
Иван  уже несколько лет зовет себя Ионом (ну ладно!), снимает квартиру в Тюмени (на службу, как вы догадались, не ходит), пишет музыку для театров,  пишет песни, не подлаживаясь под массовый вкус. Пишет книги; первая издана в Екатеринбурге, а потом в Москве.
Но это же не главное, все эти внешние успехи. Главное – он такое солнышко…
Живет светло и озаряет округу.
                                                                                            2005 год.

Наши мысли и улыбки - в свободном доступе – на wwwleonid-svetlana.ru